Придя к власти, большевики Декретом № 1 от 5 декабря (22 ноября) 1917 года со всей пролетарской ненавистью упразднили «доныне существующие общие судебные установления, как то: окружные суды, судебные палаты и правительствующий сенат со всеми департаментами, военные и морские суды всех наименований, а также коммерческие суды…». Но жить без законов как-то неудобно, а следовательно, и тех, кто закон нарушает, судить как-то надо…

Помимо прочего, декрет упразднял институты судебных следователей, прокурорского надзора, присяжной и частной адвокатуры. Институт мировых судей «приостанавливался», но сами мировые судьи получали право превращаться в «местных», избираемых местными же Советами. Фактически по своей подсудности и внутреннему устройству вся вновь созданная местная юстиция копировала старую мировую. «Местному народному суду подсудны все преступления и проступки, предусмотренные Уставом о наказаниях, налагаемых мировыми судьями», – утверждала «Временная инструкция по организации и действию местных народных судов», утвержденная президиумом Моссовета летом 1918 года.

Что же касается законодательной базы, то до создания новой было велено пользоваться старой. Судить надлежало «именем Российской Федеративной Советской Республики» и в своих решениях и приговорах руководствоваться законами «свергнутых правительств», но лишь «постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию».

Первый нарком юстиции РСФСР Петр Иванович Стучка, выпускник юридического факультета Петербургского университета, так разъяснял эту абракадабру: «…отмененными признаются все законы, противоречащие декретам ЦИК, Рабочего и Крестьянского правительства, а также программам-минимум РСДРП и партии левых социалистов-революционеров».

Такой слащавый либерализм продлился недолго. Уже 30 ноября 1918 года ВЦИК принял «Положение о едином народном суде», прямо запрещавшее судьям ссылаться в своих приговорах и решениях «на законы свергнутых правительств».

Но правового вакуума тем не менее не случилось. Уже в первом декрете была предусмотрена новая структура судопроизводства.

«Для борьбы против контрреволюционных сил в видах принятия мер ограждения от них революции и ее завоеваний, а равно для решения дел о борьбе с мародерством и хищничеством, саботажем и прочими злоупотреблениями торговцев, промышленников, чиновников и пр. лиц учреждаются рабочие и крестьянские Революционные Трибуналы в составе одного председателя и шести очередных заседателей, избираемых Губернскими или Городскими Советами Депутатов.

Для производства же по этим делам предварительного следствия при тех же Советах образуются особые следственные комиссии».

Институт заседателей, правда, не прижился и, как «пережиток буржуазно-демократических принципов», был окончательно упразднен летом 1919 года.

Но сами по себе ревтрибуналы превратились в основное звено судебно-карательной системы вплоть до судебной реформы 1922–1923 годов. И нашли широкое отражение как в публицистике, так и в кинематографии.

Следственные комиссии наделили немалыми полномочиями: «Требовать от всех ведомств и должностных лиц, а также от всех местных самоуправлений, судебных установлений и властей, нотариальных учреждений, общественных и профессиональных организаций, торгово-промышленных предприятий… необходимых сведений и документов». Члены следственных комиссий получили также право «требовать к допросу» всех граждан, производить досмотр и выемку почтовой и телеграфной корреспонденции, а также книг, документов, подвергать обвиняемых задержанию или требовать от них залога или поручительства.

Первое заседание следственной комиссии Московского ревтрибунала состоялось 21 декабря 1917 года. Участники совещания распределили между собой обязанности, установили время дежурства, часы приема граждан, наметили штатное расписание вновь создаваемого учреждения, положили себе жалованье (невеликое, кстати, в пределах 500 рублей), учредили канцелярию трибунала и охрану из 20 милиционеров.

Первое судебное заседание состоялось 3 января 1918 года. Судили страшных злодеев – редактора и издателя газеты «Утро России». Им вменялась клевета на правящую партию. За сто лет в России мало что изменилось… После прихода к власти большевики вообще особенное внимание начали уделять средствам массовой информации. Для наблюдения за прессой были учреждены специальные комиссариаты по делам печати. Они получили право в случаях обнаружения факта «преступного использования прессы» передавать дела на рассмотрение следственных комиссий и революционных трибуналов.

«Утро России» опубликовало заметку о том, что «в боях между советскими войсками и войсками Украинской центральной рады под Харьковом… два большевистских полка перешли на сторону рады».

Московский революционный трибунал признал редактора и издателя виновными в опубликовании «заведомо ложных сведений, имевших целью вызвать панику в населении и разрушить фронт русской армии» и приговорил: первого – к двухнедельному аресту (пятнадцать суток), а второго – к штрафу в 15 тысяч рублей с заменой в случае несостоятельности осужденного тремя месяцами тюрьмы.

Приговор был оглашен 11 января (24) января 1918 года. Этот день считается днем рождения революционного трибунала.

Журналисты вообще казались новой власти жуткими преступниками. Гораздо страшнее уголовников. Вскоре при революционном трибунале был создан особый трибунал печати для расследования и рассмотрения дел о «преступлениях и проступках против народа, совершаемых путем использования печати». Его создали декретом СНК от 28 января 1918 года «О революционном трибунале печати». В сферу компетенции этой организации входила не столько оценка творческой составляющей печатного произведения, сколько суд над их создателями.

Частенько на процессах по делам о преступлениях в печатных СМИ обвинителем выступал комиссар по делам пропаганды и агитации В. Володарский (Моисей Гольдштейн).

Он вещал: «Припомните такой случай, когда бы вы ошиблись в пользу советской власти. Смешно говорить об ошибках и промахах, делать оскорбленный вид… когда опечатки приносят колоссальный вред советской власти. Я говорю: либо вы не умеете владеть оружием, которое у вас в руках, и тогда его нужно вынуть из ваших рук, или вы сознательно пользуетесь этим оружием против советской власти».

По одной из версий, именно за уничтожение газет его и «завалили» в июне 1918 года в Петрограде. По другой версии, из-за неуемных амурных похождений.

Так или иначе, но первые дела трибуналов касались редакций газет «Власть народа», «Земля и воля», «Вечерний курьер», «Трудовая копейка», «Возрождение», «Наше слово», «Русские ведомости» и других. Все они признавались виновными в «распространении ложных слухов» или в «контрреволюционной агитации», душились штрафами, а к весне 1918 года их просто запретили, чтобы не мучились.

Потом пошли дела посерьезней. Обвинения в «непризнании власти и скрытом саботаже», «оскорбительных ругательствах по адресу советской власти» «неподчинении распоряжениям», «агитации за Учредительное собрание», «распространении ложных слухов по адресу народных комиссаров».

Приговоры были суровыми. Особенно впечатляет формулировка – «заключение в концентрационный лагерь до окончания Гражданской войны». Обобщающие данные о деятельности именно Московского трибунала отсутствуют. Но в целом по стране в период с 1918 по 1920 год по приговорам трибуналов расстреляли примерно семнадцать с половиной тысяч человек.

Первоначально предполагалось, что в трибуналах будут рассматриваться только политические дела, уголовниками станет заниматься обычный суд.

Однако начиная с 4 мая 1918 года, с момента публикации декрета «О революционных трибуналах», на них возложили дела «по борьбе с погромами, взяточничеством, подлогами, неправомерным использованием советских документов, хулиганством и шпионажем». Уголовниками по-прежнему занимались народные окружные суды.

Но уже к 1920 году подсудность ревтрибуналам стала практически неограниченной, поскольку ВЦИК наделил их правом принимать к рассмотрению дела о «всяких» деяниях по признаку «опасности для РСФСР или порядков, в ней установленных». Под данную формулировку могли попасть даже инопланетяне.

Поначалу приговоры трибуналов еще можно было обжаловать. Порядок кассации приговоров определило постановление ВЦИК от 11 июня 1918 года (до этого постановления обжаловать решение ревтрибунала можно было только у председателя ревтрибунала). Кассационный отдел при ВЦИК мог «классовым чутьем» выявить «явно несправедливый приговор» и предложить его отменить. Но у трибунала также было встречное право оставить данное предложение без внимания.

А уж когда председателем московского ревтрибунала стал заместитель председателя ВЧК Яков Христофорович Петерс (1919), во ВЦИК внесли предложение оставлять приговоры трибуналов без кассаций. Ну зачем зря бумагу переводить?..

Он и реализовал указанный партией путь борьбы со всеми внутренними и внешними врагами – беспощадный террор и физическое уничтожение.