Последний живой камикадзе«Я был тэйсинтай — смертник, но сдался в плен, вместо того чтобы сделать себе харакири. А по нашим обычаям, вся семья предателя покрывается позором. В общем, меня в Японии никто не ждет», — рассказал журналисту «Секретных материалов» единственный живущий в России камикадзе, воевавший против СССР в японской Квантунской армии. Сегодня мы часто говорим о минувшей войне. Вспоминаем героев, отстаивавших честь и свободу родины на всех фронтах. Говорим им добрые слова. И чаще всего совершенно не задумываемся о тех, кто воевал против нас — воевал просто потому, что родился на другой земле и искренне верил в то, что его ведут правильным путем. Один из них — 90-летний бывший японский камикадзе, не сомневавшийся в 1945 году в том, что обязан выполнить долг перед своей страной. Его зовут Петр Танака. Или — в как в юности — Акио, что в переводе с японского означает «яркий мужчина». Без малого полвека он честно работал в нашей стране — мотористом, пастухом, кочегаром, поднимая экономику сначала СССР, потом — РФ. Но помнит ли он, сколько советских солдат положил, когда записался пулеметчиком в отряд солдат-смертников Квантунской армии?.. Он давно разучился писать и читать иероглифы. Разговаривая по-японски, с трудом подбирает слова. На вопрос, хотел бы вернуться на родину, чаще всего отвечает: «Нет!» Наверное, так оно и есть. Вот только почему тогда ночами, не часто, но все-таки видит во сне цветущую сакуру?.. В этом году Танака-сан (или сельский пенсионер дядя Петя) поедет-таки в Японию. — Господин Танака, почему вы так долго — больше семи десятков лет — откладывали эту поездку? — С моей пенсией далеко не уедешь… — Ну хорошо, это сейчас. А раньше, когда работали? Неужели не хотелось встретиться с родственниками? — Так у меня ж там никого не осталось. Мамы не стало, когда мне было четыре года. Отец тоже умер, мачеха. — А сестра? Она ведь, если не ошибаюсь, жива? — Жива, только я про нее ничего не знаю. Она даже не ответила на письмо-запрос, которое ей отправило Генконсульство Японии. Видимо, не может простить. Я же был тэйсинтай — доброволец-смертник, но сдался в плен, вместо того чтобы сделать себе харакири. Кодекс камикадзе — слышали, знаете? — Конечно. Даже выписала, когда ехала к вам: «Смерть легче пуха, ты ее даже не почувствуешь, поэтому бояться умереть не стоит. Все произойдет мгновенно, и душа твоя обретет вечность, а имя — уважение в обществе». — Ну, вот… Но я же не разрезал себе живот, значит, стал предателем. А по нашим обычаям, вся семья предателя покрывается позором. В общем, меня в Японии никто не ждет. Разве что сакура… Она ведь уже 72 весны без меня цвела. Может, помнит своего Акио, как вы думаете?... — Помнит, не сомневайтесь. Но объясните мне, пожалуйста, что вас заставило записаться в отряд смертников? — В 43-м году, когда я окончил восемь классов школы, война была в самом разгаре, наши власти призывали молодежь идти добровольцами на фронт. Я и пошел. Меня записали — не помню, правда, в какую часть… В общем, в Квантунскую армию. — Добровольцев сначала посылали в какую-то школу молодого бойца? — Ничего такого не было. Через неделю посадили в поезд, отправили в Маньчжурию. Там было тогда более миллиона японских солдат. А стрелять нас учили еще в школе — и из карабина, и из автомата, и из пулемета. — Свой первый день на фронте помните?
— Еще бы! Выкопали ячейки, установили пулеметы. Китайцы нас атакуют, стреляют, мы — в них. И мы, и они погибали тысячами… — В госпитале долго лежали? — Совсем не лежал. Доктор намазал мне чем-то раны, забинтовал, а через два дня я снял бинты — и снова воевать. Больно, конечно, было, но меня за это наградили медалью. — И присвоили звание сержанта? — Нет. Сержантом — гунсо — я стал позже, когда взял в плен большого китайского начальника, генерала. — Как вам это удалось? — Да как?.. Пошли ночью, впятером. Ползком, тихонько-тихонько. Один из наших в часового метнул нож, и — насмерть. Я открыл палатку, вижу — генерал спит, укрывшись ковром. А под подушкой — пистолет. Я пистолет из-под подушки вытащил, генерала в простыню замотал и потащил… — Погодите, погодите, господин Танака! Генерал что, не кричал и не сопротивлялся? — Так он же был в наркотическом опьянении. У китайцев половина войска была наркоманами. Да и вообще они плохо воевали. Накурятся своих наркотиков и спят под кустами. Какие ж это солдаты?.. В общем, за выполнение этого задания мне вручили золотую медаль, присвоили звание сержанта, и я стал командиром. У меня в подчинении было 27 человек. — Как вас на передовой кормили? — Еды хватало. Повар варил кашу и суп на большом костре, а когда не мог готовить, нам давали сухой паек. — С обмундированием тоже все было хорошо? — С этим — по-разному. Кадровые части имели полные комплекты формы, а пополнению не хватало ботинок, солдаты плели себе сандалии из соломы. — А где вы мылись, приводили себя в порядок? — Какое мытье?! В войну некогда и негде было мыться. Это было очень тяжело — жара же стояла страшная, все мучились. Ходили по очереди к болоту или к луже, там и мылись… Без мыла, конечно, его не было совсем. Песком натрешься — вот тебе и вся гигиена. — Но с информацией, надеюсь, все было нормально? Вы знали, что был взят Берлин, что закончилась война в Германии? — Все мы знали… — Артисты к вам приезжали? — Бывали. Помню, ансамбль — человек тридцать парней и девушек. Как раз затишье было, мы все сидели по своим окопам, а они на горке танцевали, песни пели. Не русские, конечно, наши, японские… — Понятно, что не русские, вы ж с русскими тогда воевали. А как, кстати, вам советские солдаты? Лучше, чем китайские? — Да что там говорить! Конечно. Но и мы хорошо сражались. У русских были большие танки, в них садились по четыре-пять человек, а в наши — только по три. Однако и мы хорошо стреляли. — Сильному противнику не обидно и проиграть! — Что вам сказать… Это ведь не мы проиграли — наши генералы подписали капитуляцию. А мы воевали хорошо, смерти не боялись. — Как с вами обращались, когда вы попали в плен? — В Хабаровске? Хорошо обращались, не били, кормили вовремя, рыбу соленую часто давали, горбушу. С немцами обходились хуже. Мне их было жалко, я им частенько отдавал свой паек — рисовую кашу. В пакет бумажный заворачивал и носил. — И все-таки я не понимаю. Когда японских военнопленных начали отправлять на родину, многие же уехали. Почему же вы остались? — Уехали рядовые. А мы, командиры, были уверены, что на родине нас за предательство либо повесят, либо расстреляют. В Японии закон строг. — Хм… Пришло в голову: вы, вернувшись в 55-м, попали бы под трибунал, так? — Точно. — А сейчас поедете — вам это не грозит? Прошел срок давности? — Ну, думаю, таким стариком военный трибунал вряд ли заинтересуется. — Вот уж на старика вы точно не похожи! — Елки-палки, неужели — правда молодо выгляжу? Эх, жаль, жизнь быстро пролетела… — Жалеете, что пришлось большую ее часть провести не на родине, или стали в России совсем своим? — Своим в России, скажу честно, я так и не стал. А про родину — что ж… Очень, конечно, хочется посмотреть, как там сегодня живут. Но вы в самом деле думаете, что моя сакура меня все еще ждет?... Автор и редакция благодарят за помощь в организации этого интервью Андрея Лазурина, председателя международного военно-исторического объединения FRONT LINE. Теги: ирина елисеева, тэйсинтай, петр танака, камикадзе Количество показов: 2800 Автор:
Ирина Елисеева
Город журналиста:
Санкт-Петербург
Журналист:
журналист
Источник:
«Секретные материалы 20 века» №25(489), 2017
Подпись к фотографии:
Петр Танака
Рубрика:
ВОЙНА
Фото автора:
Загрузить
Короткая ссылка на новость: https://xfile.ru/~8z0X3
|
Последние публикации
Выбор читателей
|