Без вести пропавший «Крейсерок»
РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №13(399), 2014
Без вести пропавший «Крейсерок»
Валерий Колодяжный
журналист
Санкт-Петербург
1690
Без вести пропавший «Крейсерок»
«Крейсерку» суждено было стать первым в истории России пограничным кораблем

Необходимость создания регулярного военного флота на Дальнем Востоке с трагической остротой показала неудачная война с Японией, когда направленная с Балтики в Тихий океан русская эскадра, измотанная многомесячным плаванием, была разгромлена при Цусиме. Как серьезное оперативно-стратегическое объединение, призванное обеспечить морское господство на обширных восточных акваториях, Тихоокеанский флот начал формироваться лишь три десятилетия спустя. Именно в то время был усилен корабельный состав, созданы условия базирования, возведены кораблестроительные и судоремонтные предприятия.

СЫН «КРЕЙСЕРА»

Огромная территория нашей страны, с востока омываемая водами Тихого океана, на протяжении долгого времени оставалась слабо защищенной. Еще в 1730-е годы, при Анне Иоанновне, для решения задач береговой охраны была сформирована малочисленная Охотская флотилия. С основанием Российско-Американской компании начались систематические двух-трехлетние кругосветные плавания балтийских кораблей к американским и дальневосточным владениям России. Цель – доставка русским факториям припасов, а также охрана наших тихоокеанских промыслов, поскольку российские поселения на севере Америки часто подвергались набегам англичан, испанцев, индейцев, «бостонцев» (то есть собственно североамериканцев). Миссия охраны этих удаленных владений России возлагалась на балтийские корабли, поскольку полноценного флота на Тихом океане наша страна в ту пору не имела.

Сибирская флотилия начала формироваться только в конце позапрошлого столетия. Поначалу это было небольшое соединение малых кораблей, предназначенное для решения местных задач и выполнения функций пограничной охраны.

В августе 1886 года возле острова Ратманова балтийский клипер «Крейсер» задержал американскую шхуну «Генриетта», промышлявшую в русских дальневосточных водах. Чем так уж примечателен данный факт? Что произошло? И что делала эта «хищническая», как тогда выражались, шхуна?

«Генриетта» занималась извечным промыслом: незаконная торговля с «туземцами», то есть с коренными народами – чукчами, коряками, орочами, нивхами и проч. Клипер «Крейсер» под командованием капитана 1-го ранга Остолопова (видимо, потомка того неудачливого директора императорских театров, что умер от счастья едва не в день своего назначения на этот пост) захватил ее близ берегов Чукотки и отконвоировал во Владивосток. Американские газеты и печатные издания всячески изощрялись на тему того, что делают с пойманными моряками русские власти. Например, Джек Лондон в рассказе «Неукротимый белый человек» писал, что, дескать, плененных браконьеров ссылают на соляные копи Сибири, где все они бесследно исчезают. Правда, команда арестованной «Генриетты» и ее капитан Декстер были отпущены на все четыре стороны, а груз (китовый ус, моржовый клык и меха – лисьи и песцовые) конфискован и продан с аукциона. Саму шхуну приняли в русскую казну, включив ее в состав Сибирской флотилии под новым именем «Крейсерок», то есть маленький «Крейсер», или сын «Крейсера», – в память клипера, взявшего шхуну в плен.

Этому «призовому» судну суждено было стать первым в истории России пограничным кораблем.

Уже в следующем, 1887 году «Крейсерок» направился из Владивостока в свой первый поход к Сахалину с целью пограничного дозора и борьбы с браконьерами, промышлявшими боем морского зверя. Поздней весной 1888 года командиром шхуны стал кавалер ордена Святого Станислава лейтенант Сергей Россет, друг знаменитого моряка и ученого вице-адмирала Макарова. В этой должности заслуженному офицеру суждено было пробыть менее трех недель, причем «Крейсерок» в его жизни сыграл роль роковую. А еще год спустя трагическая участь постигла и саму шхуну, чье исчезновение и последующая гибель окутаны некой тайной, не раскрытой и поныне.

Загадка гибели «Крейсерка» и его командира Россета широко обсуждалась русской общественностью. В конце октября 1897 года пропавшему кораблю и его погибшему командиру во Владивостоке был по подписке сооружен монумент, являвший собою реплику кронштадтского памятника клиперу «Опричник», бесследно исчезнувшему в Индийском океане осенью 1861 года. Освящение монумента прошло при большом стечении народа. В числе прочих на церемонии присутствовали океанограф и флотоводец Степан Макаров, а также молодой офицер Александр Колчак.

В советское время памятник «Крейсерку», чтоб не затемнял светлых перспектив, был разрушен, а на его месте поставили бюст Ленина, в художественном отношении удручающе слабый.

А тогда, в конце мая 1888 года, «Крейсерок» под командованием Сергея Россета при помощнике Андрее Ергольском вышел из Владивостока в Охотское море на патрулирование острова Тюлений, большое лежбище котиков на котором приманивало браконьеров всех мастей. Однако в ночь на 10 июня при подходе к проливу Лаперуза шхуна попала в сильный шторм…

Официальные рапорты и доклады, составленные по данному случаю, давно осели в архивных фондах. Но о том, что в действительности приключилось на «Крейсерке» той ночью, можно узнать из одного абсолютно не табельного и не казенного источника, какого не сыскать ни в одном архиве.

СМЕРТЬ КАПИТАНА

Эти две старинные тетради, обложки «под мрамор», при первом просмотре не сулили ничего интересного – основы навигации, парусно-корабельного маневрирования, азы мореходной астрономии, описание некоторых штурманских приборов и морских карт. Кроме теории, все сплошь устаревшее – девятнадцатый век… Бегло пролистал да и отложил в сторону. Однако перед исследователем пытливым, внимательно вчитывающимся в исписанные мелким, ровным и однообразным почерком листы, откроется вдруг не что иное, как судьба «Крейсерка» и его несчастного командира – история, записанная человеком, знающим все не понаслышке, а служившим на той шхуне старшим офицером (по-нынешнему – помощником командира).

Звали этого офицера мичман Ергольский.

Родившийся в 1862 году Андрей Ергольский происходил из дворян Калужской губернии. Подростком он поступил в петербургский Морской корпус, в двадцатилетнем возрасте успешно окончил его и удостоился чина «мичман», который в ту пору был первым флотским офицерским званием – сродни нынешнему лейтенанту. Молодого офицера направили в 1-й Флотский Его Императорского Высочества генерал-адмирала Константина Николаевича экипаж. Но в начале 1887 года мичман Ергольский получил назначение на крейсер «Дмитрий Донской» и в составе его команды отправился из Кронштадта в двухлетний кругосветный поход. Весной 1888 года, находясь во Владивостоке, Ергольский был с «Дмитрия Донского» откомандирован на шхуну «Крейсерок» и, таким образом, стал правой рукой лейтенанта Россета.

То роковое июньское (1888 года) плавание шхуны описано Ергольским по прошествии нескольких лет, именно в 1895 году, когда страсти по горестной участи «Крейсерка» и его командира Сергея Россета несколько улеглись – прежде всего в душе самого Андрея Николаевича. Дальнейшая судьба его рукописей сложилась так. Андрей Ергольский не имел детей (этот моряк прожил жизнь убежденным женоненавистником), но зато в разных губерниях огромной России жила его многочисленная родня. В конце ХХ века записки Андрея Ергольского, десятилетиями хранившиеся в петербургских семьях его внучатых племянников, стали доступны флотским историкам. И только тогда во всех подробностях проступили контуры трагедии, случившейся на «Крейсерке» в 1888 году в северной части Японского моря, на подступах к Лаперузову проливу.

В ночь на 10 июня близ островов Рейсири и Ребунсири шхуна угодила в сильный шторм. Ураганный ветер и волны клонили и крутили «Крейсерок» как ореховую скорлупу. В этот непростой час вахту на мостике нес командир шхуны лейтенант Россет.

И вдруг!.. При очередном порыве ветра лопнул гика-шкот – канат, удерживавший так называемый гик, то есть рангоутное бревно, к которому нижней кромкой крепился парус грот. Ориентированный горизонтально, на высоте метра с небольшим над мостиком, внезапно получивший свободу грот-гик что было мощи обрушился на стоявшего возле штурвала Россета и сильнейшим ударом, пришедшимся командиру в грудь, выбросил его за борт – в бушующее ночное море. На шхуне не успели ничего предпринять для спасения лейтенанта. Его тело мелькнуло меж вздымавшихся волн и исчезло. Выбежавший по поднятой тревоге наверх Ергольский, сумев укротить взбесившийся гик, маневрированием шхуны близ места трагедии попытался было осуществить поиски командира, но – увы… Кромешная тьма, ревущий ледяной ветер, штормовое море… Все оказалось тщетным.

Так погиб лейтенант Россет.

Эти обстоятельства несколько разнятся с изложенными в официальных донесениях. В частности, дабы не вызвать начальственного гнева, в них умалчивался факт, что к несчастью привела неисправность корабельного такелажа; в большей степени акцент делался на неодолимом буйстве стихии. А в газетных и прочих статьях зачастую писалось, что Россета просто-напросто смыла за борт штормовая волна, – подобную версию можно встретить и в нынешних публикациях.

ДНЕВНИК УНТЕР-ОФИЦЕРА АФОНИЧЕВА

Такое иногда случается: стоит тронуть лишь один камешек в гряде, как сдвинется вся лавина. Так и здесь. Стоило с одной стороны прикоснуться к истории «Крейсерка», как тут же объявился еще один ранее неизвестный источник.

Сейчас можно строить версии, что подвигло молодого белозерского крестьянина Василия Афоничева начать свой дневник. Факт ли призыва на действительную службу? Или, может, сама служба, предстоявшая Афоничеву на Балтийском флоте, обещала много необычного и интересного?

Вряд ли. Когда новобранец Афоничев делал первые дневниковые записи, ему еще не было известно, что его ждет. Будут ли это океанские плавания или унылая береговая служба в каком-либо тыловом флотском гарнизоне? Молодой моряк мог только гадать…

Матрос Афоничев был определен артиллеристом на броненосец береговой обороны «Кремль», старый и ко всему прочему в первом же плавании затонувший – по счастью, на прибрежных камнях Финского залива, так что обошлось без погибших. Однако дальнейшая служба Афоничева, усердием, исправностью и расторопностью за год-другой выбившегося в унтер-офицеры, действительно оказалась содержательной и достойной дневниковых страниц. После крушения на скалах броненосца «Кремль» Василий получил назначение на композитный (то есть парусно-винтовой) клипер «Крейсер» (тот самый, что в 1886 году арестовал «Генриетту»), готовившийся вновь отправиться в трехлетний кругосветный вояж. В ноябре 1889 года, во время стоянки «Крейсера» в Нагасаки, бывшем в то время местом базирования русской эскадры, наших моряков встревожило одно известие. В дневнике Афоничев записал: «С моря пришел пароход добровольного Русского флота «Владивосток», который искал пойманную нашим клипером шхуну в 1886 году, 17 августа. Название шхуны «Крейсерок». Она в этом году отправилась с 19 человеками команды в Северное плавание следить за хищническими шхунами и 5 ноября поймала североамериканскую шхуну «Роза-2» с командою 13 человек. Наши отобрали у них оружие и взяли 5 человек матросов на свою шхуну, а на их шхуну перевели 5 наших матросов и офицера и пошли во Владивосток. Около Тюленьих островов их захватил шторм, «Розу» выкинуло на камни и разбило. В ее вельботе спаслись американцы и один наш матрос, другого зарезали. А остальные наши 3 матроса и офицер Налимов утонули. Шхуна «Крейсерок» через три дня пришла на Чукотский мыс и нашла американцев и одного нашего, также нашли мертвых офицеров и матросов, где их выбросило на берег, тут и похоронили. Американцев взяли на «Крейсерок» и матроса и пошли с ними во Владивосток».

Без сомнения, унтер-офицер хоть и сбивчиво, но изложил в своем дневнике ту версию приключившегося несчастья, которая циркулировала в то время на русской эскадре. Но в какой степени эта версия соответствовала действительности?

Попробуем разобраться. Итак, в самом начале плавания 1888 года погиб командир «Крейсерка» лейтенант Сергей Россет, по каковой причине патрульный выход того года был сорван. Но на следующий, 1889 год для «Крейсерка», отправившегося в аналогичное плавание, все складывалось благополучно. Только под самый конец многомесячного дежурства – уже в октябре – близ острова Тюлений «Крейсерок», состоявший под командованием лейтенанта Дружинина при помощниках лейтенанте Налимове и мичмане Филиппове, задержал американскую браконьерскую шхуну «Роза».

Задержали и задержали; для того, собственно, и дежурили. В общем, дело обычное, и корабли, как предписано, стали готовиться к переходу во Владивосток. Но тут командир Дружинин, видимо, допустил ошибку. Приняв на борт «Крейсерка» половину команды «Розы», он половину своего экипажа во главе с лейтенантом Налимовым отправил на трофейную шхуну. Но при этом Дружинин, возможно, недооценил, какого сорта команда была на арестованной «Розе». Нам нетрудно представить, что это были за «браконьеры»: джентльмены удачи, дети Юкона, сброд и в подлинном смысле слова головорезы, для которых и собственная жизнь не дороже ломаного цента, а уж чужая – подавно.

Потому не слишком удивляет, что, согласно одной версии, на плененной шхуне во время перехода арестованные браконьеры взбунтовались. Во всяком случае, известно наверняка, что они пытались вывести из строя компас. По другой – «Роза» сильно обледенела и, потеряв в условиях шторма управляемость, разбилась о прибрежные скалы Тюленьего острова, хотя и в этом варианте не обошлось без мятежа американцев, причем бунта с поножовщиной, учиненной браконьерами в ходе посадки на спасательные шлюпки и плоты. Такой мятеж вероятен еще и потому, что тело одного из наших матросов, найденное на берегу, оказалось обезглавленным. Как бы то ни было, арестованная «Роза» и почти все, кто на ней был, включая офицера Налимова, погибли.

А что же «Крейсерок»?

Потеряв «Розу», «Крейсерок» сразу же приступил к поискам и вскоре обнаружил ее обломки близ сахалинского мыса Терпения. Убедившись в гибели «Розы», похоронив погибших и дополнительно «разбавив» свой экипаж двумя или тремя американцами, спасшимися с «Розы», «Крейсерок» в одиночестве продолжил путь во Владивосток. Но туда он не прибыл. На русской военной эскадре, стоявшей в Нагасаки, о чем пишет Афоничев, были организованы поиски пропавшей шхуны, ничего не давшие. И только несколько месяцев спустя жителями деревни Вакасякунай, что на северном берегу японского острова Матсмай (нынешний Хоккайдо), были обнаружены корабельные обломки, оказавшиеся останками «Крейсерка». В отличие от «Розы», где кое-кому удалось спастись, на «Крейсерке» погибли все.

Что же случилось? Отчего шхуна погибла? Не исключено, что она тоже обледенела. А может, и на «Крейсерке» взбунтовались плененные американцы?

Кто знает…

Такова несчастливая судьба нашего первого корабля-пограничника. Так погибли первые его командиры.

НИТКА БИСЕРА

Унтер-офицер Василий Афоничев высказал в своем дневнике одно примечательное суждение о Японии конца XIX века: «У наших с японцами особенная дружба». Действительно, читая отзывы моряка о Нагасаки, складывается впечатление, что этот японский город являлся в то время не просто русской военно-морской базой, но и во многом русским городом. Судите сами: военного флота на Тихом океане Россия еще не имела. Следовательно, не существовало никаких обслуживающих тыловых служб, ни складов, ни доков, ни судоремонтных предприятий. Не имелось надлежащей портовой инфраструктуры – например, тех же причалов. А хозяева Нагасаки предоставляли все требуемое дружественному флоту соседней державы.

«Особенная дружба»! Добрососедство…

Что же надо было сделать, чтобы спустя каких-то десять – пятнадцать лет эта дружба обернулась войной! История русско-японских отношений прошлого рубежа веков наглядно демонстрирует, сколь дорого может обойтись неразумная политика по отношению пусть даже к самым малым и сильно удаленным державам, чем иногда оборачивается пренебрежительное и заносчивое отношение к своим добрым соседям, что нахрапистое поведение и грубая сила – худые помощники в международных делах и могут иной раз кончиться плохо. Очень плохо.

А в конце XIX столетия русско-японское военно-морское сотрудничество достигло, наверное, наивысшей точки в своем развитии. Наглядным тому подтверждением является история японского морского офицера Номото. Будучи лейтенантом флота, в конце 1880-х годов Номото стажировался на русских военных кораблях – клиперах «Крейсер» (нашем старом знакомце) и «Джигит», после чего на протяжении чуть ли не десятилетия в чине капитан-лейтенанта служил японским морским атташе в Петербурге. И так Номото полюбил Россию, ее военный флот, ее моряков, что в итоге сам поступил на русскую морскую службу, получил «имя-отчество» Иван Иванович и, наоборот, стал российским атташе в Японии. Правда, не всем русским коллегам Номото пришлась по вкусу быстрая флотская карьера японца. А капитан 1-го ранга Николай Юнг вообще не раз говаривал, что, мол, «было бы недурно этого шельмеца взять в плен». Такая возможность открылась с началом Русско-японской войны, когда «этот шельмец» перестал быть Иваном Ивановичем, вернулся в японский флот и, будучи командиром броненосного крейсера «Асахи», участвовал в Цусимском сражении. И не иначе как шуткой судьбы можно назвать ситуацию, когда капитан 1-го ранга Номото принял капитуляцию и пленил Николая Юнга – заодно с вверенным тому броненосцем «Орел».

Ведь гласит русская пословица: не рой яму другому…

Осенью 1889 года, когда приключилось несчастье с «Крейсерком», в составе русской эскадры в Нагасаки стоял крейсер «Адмирал Нахимов». И служил на этом корабле минный кондуктор (по-нынешнему – сверхсрочник-торпедист) Иван Костин. Из этого плавания Иван Данилович привез в Кронштадт памятные фотографии, в том числе сделанные во время стоянки в Нагасаки. Причем – характерная деталь! – надписи на паспарту японских фотоснимков исполнены не только иероглифами, но и по-русски. Помимо фотокарточек, из далекого долгого странствия на родину были, конечно, привезены многие заморские гостинцы и сувениры, средь которых находилась сущая безделица – нитка японского бисера. Внешне этот бисер вроде бы не представлял ничего особенного, и если бы не маленькие включения молодого бамбука, то можно было бы принять его за простые бусы, купленные в соседней лавке.

Сколько с тех пор минуло зим и весен, бурь и гроз, войн и революций…

В Корейском проливе, неподалеку от Цусимских островов, на семидесятиметровой глубине, лежит крейсер «Адмирал Нахимов». И там же в морской пучине обрел вечный покой минный кондуктор Иван Костин, служивший на броненосце «Император Александр III». В начале 1920-х годов в Череповце умер бывший унтер-офицер Российского Императорского флота Василий Афоничев. Андрей Ергольский близ рубежа XIX–XX веков оставил морскую службу, и около 1904 года мы могли бы видеть его, отставного флотского офицера, вольно путешествующим по Европе. Впоследствии Андрей Николаевич, избранный козельским уездным предводителем дворянства, анахоретом жил в родовом калужском имении Клюксы вплоть до (самое раннее) 1916 года. Что с ним стало с наступлением новой социальной эпохи, доподлинно неизвестно.

Все прошло… И память об этих людях могла бы исчезнуть, бесследно кануть в Лету, если бы не те материальные свидетельства, которые эти русские моряки оставили. Например, та самая нитка японского бисера. Между прочим, заметим, что не только каноническая ветка сакуры, но и такая нить может стать символом Японии, памятью о русско-японском добрососедстве и былой флотской дружбе.


1 июня 2014


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847