РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №15(401), 2014
Дорога нам слава вечная! Часть I
Владимир Чернов
журналист
Мурманск
5219
Оборона крепости Азов в 1641 году донскими казаками принадлежит к числу знаменательных военных событий в истории России. Три месяца горстка храбрецов стояла насмерть против огромной, собранной с трех частей света, армии Османской империи, вступив в почти безнадежную для них схватку лишь ради чести великой да славы вечной! ЖЕЛАННЫЙ ПРИЗ Азов был основан более двух с половиной тысяч лет назад греческими колонистами и носил имя Танаис. При генуэзском владычестве в XIII–XV веках город достиг своего расцвета. Наравне с крымской Каффой итальянская колония Тана стала одним из центров работорговли Северного Причерноморья. В 1471 году Азов захватили турки, превратив его в мощную цитадель, контролирующую Нижний Дон и Северный Кавказ. К середине XVII века Азовская крепость состояла из трех частей: Топракова городка (Топрак-кала – Земляной город), Ташкалова городка (Таш-кала – Каменный город) и собственно Азова. Основная цитадель имела каменные стены и 11 башен. Предместья города прикрывались валами и опоясывались рвами. Гарнизон крепости состоял из трех тысяч солдат регулярной турецкой пехоты при 200 разнокалиберных пушках. В случае осады к войскам присоединялись более 1000 ополченцев, набранных из местных жителей. Основная задача, возлагавшаяся на гарнизон Азова, – защита тылов Крымского ханства и предотвращение проникновения донских казаков на Черное море, в те времена внутреннее море Османской империи. Дабы преградить свободное плавание по Дону, от берега до берега были протянуты железные цепи, артиллерийским огнем со стен крепости простреливалась большая часть донского устья. Азов давно служил базой для турецких и крымских войск, совершавших набеги на русские земли. Например, именно оттуда в 1569 году отправилась в бесславный «освободительный поход» на Астрахань стотысячная османская армия. Вражеская крепость служила постоянным раздражителем для казачества, столетиями азовские жители и донцы находились в состоянии перманентной войны. Однако крупных столкновений практически не было, обе стороны ограничивались небольшими набегами, грабежами сельских поселений да угоном скота, что ничуть не мешало злейшим врагам заниматься взаимовыгодной торговлей. Идея завоевания Азова давно гуляла среди казаков, поскольку успешная реализация задуманного плана могла дать хорошие дивиденды: в случае падения крепости для Всевеликого войска Донского открывался свободный выход в Азовское море, легче было бы сообщаться водным путем со своими кровными братьями-запорожцами, да и сама идея организации казачьей столицы в хорошо укрепленном месте многим казалась вполне привлекательной. Еще в 1635 году казаки писали московскому правительству, что «если бы Государь повелел нам взять Азов, то не лилась бы кровь христианская, православные не изнемогали бы у басурман в рабстве и не трудно было покорить самой Крым и ногай». Что ж, и причина для завоевания крепости выбрана благая – освобождение православных единоверцев от басурманского рабства. Впрочем, казаки и сами не брезговали работорговлей, однако подобное идеологическое обоснование войны надежно обеспечивало моральную поддержку не только Москвы, но и христианского населения Крыма, Северного Кавказа, да и в самом Азове можно было рассчитывать на симпатии православных греков – коренных жителей города. Однако быстро осуществить задуманное не удалось, в 1636 году казаки основательно завязли в войне с ногайцами, по приказу царской администрации «замиряя» мятежные улусы. К зиме война закончилась, и захват Азова перестал быть просто мечтой. В наступившем 1637 году обстановка на Дону благоприятствовала казакам. Наиболее боеспособные части турецкой армии вели осаду Багдада, крымцы рассорились с ногаями и аккерманскими татарами и вступили в междоусобную свару. В это время Москва начала наращивать группировку своих войск на границах Дикого поля, 25 марта 1637 года стрелецкий полк стольника Бутурлина прибыл из России на южную засечную черту. Русские войска, соорудив временный лагерь под Осколом, спешно стали возводить укрепления на Изюмском и Кальмиусском шляхах, что на время отвлекло внимание турок и татар от казачьей возни вокруг Азова. Однако для ведения войны с серьезным противником, таким как турецкий гарнизон Азовской крепости, Донскому войску все равно не хватало оружия, пороха и другого снаряжения. Как писали казацкие старшины в очередной «слезнице» царю и Боярской думе, «жалованья не получаем, мы помираем голодною смертью, наги, босы и голодны, а взять, кроме твоей государской милости, негде, а у нас и свинцу, и ядер, и зелья нет». Для согласования вопроса о жалованье и выделении снабжения 21 ноября 1636 года в Москву отправилась походная станица атамана Ивана Каторжного числом в 37 человек. Прямого разговора об Азове казаки с царским правительством не вели, но Боярская дума, видимо, получила какую-то информацию о готовящемся нападении. В Стамбул был срочно отправлен толмач Буколов с грамотами, в коих царь заранее пожаловался на «своевольство предерзких азовцев». Заодно московское правительство напрочь открестилось от прошлогоднего морского набега донских казаков на Крымское побережье, свалив всю вину за него на «разбойных черкасов запорожца Сулимы». Естественно, что, получив такое довольно странное послание, да к тому же привезенное дипломатом самого низкого ранга, турки насторожились. Великий визирь Мухаммед-паша незамедлительно отправил к московскому двору своего лучшего агента, грека Фому Кантакузина. Однако основной целью его поездки была задача разведать обстановку и настроения донского казачества. По тогдашнему московскому дипломатическому протоколу прибывающих чужеземных послов должен был встречать правительственный чиновник-пристав и сопровождать их к царскому двору. Чтобы подолгу не сидеть на границе, посланники заранее отправляли верительные грамоты в ведомство, занимавшееся связями с иностранными державами. Прекрасно зная, что раньше мая из Москвы ответа не будет, турецкий посланник прибыл на Дон в феврале 1637 года. Дипломат не стал зимовать в Азове, а явился в Монастырский городок и поселился среди казаков. Кантакузин взятками и посулами пытался склонить казачью верхушку к сотрудничеству с Турцией. ПОХОД НАЧИНАЕТСЯ Летопись гласит, что «приехавши на Дон, Фома послал сказать казакам, будто султан прислал к ним жалованье, 4 кафтана; казаки отвечали: «Прежде к великому государю посланы были от султана послы и посланники часто, но ничего к нам, казакам, от султана не привозили; ясно, что он, Фома, затевает это сам собою и кафтаны дает нам от себя». Попытка подкупа войсковой старшины ловким греком была затеяна в правильно выбранное время: царь Михаил капитулировал перед поляками, страшно боится татар, из-за чего экстренно сооружает на юге укрепленную линию, победоносные турецкие войска разгромили персов и вот-вот возьмут Багдад. Предлагаемое сотрудничество казачества со Стамбулом сулило обеим сторонам заманчивые перспективы. Но у Донского войска были другие планы. В том же феврале 1637 года казаки разослали по всем станицам и городкам призыв прибыть на совет, впрочем, на этот раз явка была необязательной, поскольку в грамотах прямо говорилось, что «нетчикам» суда и расправы не будет. 9 апреля 1637 года в Монастырском погосте собрался казачий круг. На нем единогласно было принято решение на море сей год не ходить, всем миром идти добывать Азов. При общей списочной численности Донского войска примерно в 14 тысяч человек выступить на захват крепости могло всего около четырех тысяч бойцов; для успешного штурма мощных укреплений Азова сил явно не хватало. Помощь появилась неожиданно: с Украины на Дон пришла тысячная станица запорожцев, направлявшихся на службу в Персию. Донцы приняли их с распростертыми объятиями и уговорили принять участие в планируемой акции. В донских городках началась спешная подготовка к выступлению. Как ни пытались казаки скрыть истинную цель похода, до Фомы Кантакузина дошла информация, что готовится не обычный набег с целью «пошарпать» турецкие берега, а нечто большее. Чтобы сообщить в Азов о готовящемся налете, Кантакузин придумал оригинальный способ. Лес – дефицитный продукт в степной зоне Придонья, и турецкий агент приказал своим слугам вырезать послания коменданту крепости Калаш-паше с предупреждением об угрозе городу на бревнах и затем бросать их в Дон, зная наверняка, что рачительные азовцы не упустят приплывший к ним по реке подарок. Послание дошло до адресата, однако турецкий военачальник серьезных мер для организации обороны не предпринял. 19 апреля 1637 года донская армия во главе с атаманом Михаилом Ивановичем Татариновым двинулась на Азов. Часть войска передвигалась на стругах, другая – верхом на лошадях, вдоль берега. Для защиты флангов от нападений крымских татар и ногайцев далеко в степь были отправлены сильные конные отряды. 21 апреля передовые полки подошли к Азову. Рассчитывая на внезапность, казаки с ходу попытались захватить крепость. Однако предупрежденные Кантакузином турки, как сообщает хронист, «выстроились в готовности с флагами и оружием на стенах». Неподготовленный штурм закончился полным разгромом казачьих частей, запорожцы потеряли убитыми и ранеными около 300 человек. Прибывший к Азову днем позже хладнокровный и умный атаман Татаринов решил взять город правильной осадой, оцепив его плотным кольцом и перекрыв все входы и выходы. Три недели казаки рыли траншеи, устраивали укрепления из фашин и корзин с землей, готовили подкоп под стены при полной пассивности турецкого гарнизона. В целом поведение коменданта Азова в данной ситуации выглядит более чем странно. Имея 200 исправных орудий против 94 фальконетов донцов, турки никакого огневого противодействия осадным приготовлениям не оказали. Возможно, Калаш-паша был уверен в надежности своих стен, многочисленности и стойкости гарнизона, но, вероятнее всего, рассчитывал на деблокирующий удар со стороны Тамани или Крыма. Его чаяния оправдались: получив сведения о начале войны, четырехтысячный отряд турецко-татарского войска отправился на выручку Азова, о чем Татаринову незамедлительно сообщила разведка. Спешно сформированный конный полк двинулся от стен крепости навстречу противнику. «ФОМКА НЕ ПОСОЛ, А ЛАЗУТЧИК» 20 мая в ожесточенном сражении на реке Кагальник османская рать, превосходившая по численности войско казаков более чем в четыре раза, была уничтожена до последнего человека, но и донцы понесли такие потери, что взять крепость оставшимися силами стало просто нереально. В стане осаждающих воцарились растерянность и уныние, пошли разговоры о том, что Азов не взять, пора разойтись по куреням. К счастью, 28 мая на Дон вернулась походная станица Ивана Каторжного, привезя царское жалованье: порох, свинец, пятьдесят пушечных ядер, сукно и 2 тысячи рублей. С Каторжным прибыли полторы тысячи навербованных в России добровольцев, которым был обещан прием в Войско Донское. Получение крайне необходимых припасов и многочисленного пополнения заметно укрепило моральный дух казачьей армии и настроило ее на решительные действия. Приехавший с Иваном Каторжным царский пристав Степан Чириков предъявил атаманам донцов грамоту, в которой говорилось, что царь категорически «наказывает не воевать с Азовом, в море не ходить. Фому Кантакузина в сопровождении пристава препроводить на Москву». Разумеется, среди казачьего руководства стал вопрос: что делать дальше? Осада Азова была начата против царской воли. Сослаться на то, что азовцы напали первыми, при наличии в Монастырском городке живого свидетеля – турецкого посла, было невозможно. И если Москва из-за этого поссорится со Стамбулом, донской вольнице придется несладко. Самый лучший способ избавиться от нежелательного свидетеля – это заставить его замолчать навсегда. Одним из поводов для ликвидации турецкого дипломата могло стать доказательство его шпионской деятельности. На самом ли деле были пойманы люди из его свиты с письмами к администрации Темрюка и Керчи с разведывательной информацией, или заинтересованной стороной была устроена ловкая инсценировка, неизвестно, но жизнь несчастного грека, теперь уже официально объявленного турецким лазутчиком, повисла на волоске. Тем временем, раздав жалованье и припасы, пристав Чириков потребовал у казацкого главнокомандующего незамедлительно доставить Фому Кантакузина к себе, однако Татаринов отвечал, что «Фомка не посол, а лазутчик» и находится под стражей. Возможно, осторожный и дальновидный атаман решил поторговаться с Москвой, придержав турецкого дипломата в качестве разменной фигуры в будущих непростых переговорах по поводу азовского инцидента, но в дальнейшее развитие событий вмешался случай. Переводчик из окружения турецкого посланника, некий Асанка, присутствовавший на похоронах погибших казаков возле часовни Монастырского городка, зло пошутил, сказав, что «сейчас убитых казаки возят каюками (небольшая лодка), а скоро будут возить бударами (большими баржами)». Для начала стихийного бунта обозленных тяжелыми потерями донцов язвительной реплики, брошенной неосторожным турком, было достаточно. В результате погрома злополучный Асанка, Фома Кантакузин и вся его свита, включая греческих монахов, были убиты. Случайно спасся лишь сопровождавший посла царский толмач Буколов, который во время устроенной казаками бойни находился в церкви. Впоследствии от него-то центральное правительство и узнало всю правду о событиях на Дону, поставивших Московское государство на грань большой войны с Турцией и Крымом. «…И БЫТЬ СЕЧА ВЕЛИКАЯ» Тем временем осада Азова шла своим чередом. Казаки, получившие большой запас пороха от Чирикова, решили устроить подкоп и подвести под стену мину. Саперными работами руководил некий «немчин Юган Арданов», оказавшийся очень грамотным инженером. Ранним утром 18 июня взрыв четырех бочек с порохом, заложенных Ардановым в подкоп, полностью разрушил 20 метров крепостной стены. Казаки, в первых рядах которых шли храбрые запорожцы во главе с атаманом Татариновым, бросились в пролом. При обрушении стены погиб турецкий главнокомандующий со всем штабом. Но, несмотря на гибель руководства, обезглавленный гарнизон Азова оказал серьезное сопротивление. Началась ожесточенная рукопашная схватка. Люди рубили друг друга саблями, в упор палили из ружей и пистолетов, в тесноте улиц в ход пошли ножи. Неизвестно кем подожженный город запылал. Из-за порохового дыма и копоти пожара противники едва видели друг друга. «И в том дыму бысть сеча великая, хватали друг друга за руки и ножами резались, и стрельба шла до вечера». В течение целого дня лишенные централизованного командования янычары и местное ополчение стояли насмерть, особенно тяжело казакам давался штурм каменных башен, обороняемых сильными отрядами в 40–50 человек. Осознав, что город не удержать, дождавшись темноты, остатки гарнизона пошли на прорыв. Собрав все силы в кулак, турки смели вставшие у них на пути отряды казаков, вырвались из горящего города и ушли в степь. Но там измученных, деморализованных людей уже поджидала казачья конница… Азов пал. Тысяча четыреста донских и украинских казаков заплатили за его взятие своими жизнями. Крепость была сильно разрушена пожаром и взрывом, от огня особенно пострадали жилые кварталы. Город подвергся тотальному разграблению победителями. Войско Донское взяло большие трофеи, в том числе более сотни уцелевших турецких пушек, ядра, свинец, провиант. Некоторые историки указывают, что казаки поголовно вырезали мусульманское население крепости, но тогда с какой целью осенью 1637 года в Азов приходили два турецких корабля с выкупом за захваченных в плен горожан? Взятием Азова донское казачество пробило брешь в северо-восточном крыле империи османов. Черное море перестало быть внутренним морем Турции. Вдобавок потеря сильного стратегического пункта значительно снизила влияние турок в Северо-Кавказском регионе и Крыму. Разумеется, Стамбул не мог примириться с такой потерей, но из-за продолжавшейся пятнадцатый год войны с Ираном и подготовкой вторжения на Мальту Блистательная Порта не имела под рукой достаточно сил для возвращения крепости под власть султана. Даже отдать приказ крымцам и ногаям отбить Азов, пока казаки в нем не укрепились основательно, османская администрация не могла: междоусобная война за власть в Крымском ханстве была в самом разгаре. Единственное, что смогло сделать в этой ситуации турецкое правительство, – направить гневное письмо царю Михаилу с просьбой повлиять на зарвавшихся донцов. Попав перед лицом своего официального союзника в неприятное положение, царь и Боярская дума измыслили блестящую дипломатическую увертку, решив выказать свою полную непричастность и непонимание сути проблемы, о чем и указали в ответном послании. Интересно, что в документе, помимо шаблонной иеремиады на своеволие крымского хана, имелась и жалоба непосредственно на самих казаков: дескать, «донские казаки издавна воры, беглые холопы и царского приказания ни в чем не слушают, а рати послать на них нельзя, потому что живут в дальних местах. И что казаки посланника вашего убили и Азов взяли, это они сделали без нашего повеления, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим, и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить». Словом, весь смысл этого велемудрого послания можно было передать двумя предложениями: Москва не при делах. Разбирайтесь со своей проблемой сами, а мы умываем руки. МОСКВА НИ ПРИ ЧЕМ 3 сентября 1637 года в Москву отправился атаман Потап Петров с подробным отчетом о событиях на Дону и взятии Азова. Государь Михаил Феодорович оказался в неловком положении: принять Азов под руку московского государя, чего настойчиво требовали казаки, означало нарушить мирный договор с формально союзной Турцией и в перспективе получить большую войну, но и просто отказаться от такого подарка было нельзя. В Азов срочно был направлен боярин Трофим Михнев не только с гневным официальным письмом государя, но и с тайным заданием разузнать обстановку и осмотреть завоеванный город и крепость. Своевольным донцам грозила серьезная царская немилость, но, на их счастье, в середине сентября крымские татары Бадыр-Гирея неожиданно атаковали засечную черту и город Оскол. Разумеется, после понесенных потерь при штурме крепости и ухода запорожцев на Украину, где разгоралось очередное восстание, казаки уже не имели сил помешать татарскому вторжению. Однако они отправили грамоту царю, в которой уведомили, что, несмотря на царскую опалу, всей армией двинулись походом на татар. На самом деле в степь было выслано лишь несколько усиленных конных разъездов, а все Донское войско осталось в Азове, где спешно ремонтировали разрушенные стены и укрепляли валы. Обман, разумеется, был раскрыт Михневым, о чем он сообщил в Москву. Однако его доклад остался без внимания, так как крымцы, прослышав о какой-то непонятной казачьей активности в своем тылу, да еще и потерпев поражение от московского войска в сражении под Яблоновым острогом, быстро откатились от засечной черты обратно в степь. Осенью и зимой с южных границ России в столицу пошли добрые вести: воеводы в один голос сообщали царю, что с захватом донцами Азова давление степняков на засечную линию резко ослабло. Московская администрация, уразумев, что татарам из-за Азова сейчас не до походов на Русь, махнула рукой на «казачье озорство» и выслала на Дон двести пудов пороха, сто пятьдесят пудов свинца, жалованье и завуалированное прощение, приказав Войску Донскому, ежели крымцы снова нападут на русские земли, идти походом на враждебные улусы. Дата публикации: 1 июля 2014
Постоянный адрес публикации: https://xfile.ru/~TLXa8
|
Последние публикации
Выбор читателей
|