Среди полководцев Российской империи трудно найти хоть одного сколь-нибудь заметного персонажа, который не поучаствовал бы в войне с турками. При этом, помимо боевых действий, зачастую им приходилось выполнять сложные поручения дипломатического и разведывательного характера.

Генерал-фельдмаршал Иван Федорович Паскевич воевал с турками трижды — в 1806–1810, 1828–1829 и 1854 годах. И уже в первой из этих войн, будучи еще молодым офицером, он оказался втянут в коллизии, затрагивавшие не только Россию и Турцию, но и другие крупнейшие державы Европы.

БАЛКАНСКИЙ УЗЕЛ. КТО ДРУГ, КТО ВРАГ?

Начавшаяся в 1806 году война была одной из немногих, начатых именно Россией, а не Турцией. Поводом для нее стало не согласованное с Петербургом смещение господарей (правителей) вассальных от Османской империи княжеств Молдовы и Валахии (ныне образующих Румынию). Поскольку Турция тогда дружила с Францией, союзниками императора Александра I стали закадычные враги Наполеона — англичане.

Русские войска без особых проблем заняли Молдову и Валахию, но, переправившись через Дунай, застряли под сильными турецкими крепостями и даже, овладев некоторыми из них, с наступлением зимы отошли на зимние квартиры.

В феврале 1807 года британцы послали к Стамбулу эскадру адмирала Дукворта.

Французский посланник Себастиани помог османам организовать оборону, в результате чего английский флот с трудом вырвался из Мраморного моря.

Весной русская армия снова перешла в наступление и одержала несколько побед, которыми не удалось воспользоваться из-за изменившейся геополитической ситуации.

Проиграв битву при Фридланде, Александр I подписал с Наполеоном договор в Тильзите, среди условий которого был и пункт о посредничестве в заключении мира между Британией и Францией. Если же англичане от царского посредничества отказывались, то Россия обязывалась разорвать все торговые отношения с Альбионом и присоединиться к континентальной блокаде. Так оно и получилось.

В награду за подобный разворот на 180 градусов Наполеон обещал России много хорошего, в том числе помощь в заключении выгодного мира с Турцией. Из Петербурга командующему действующей армией Ивану Михельсону посоветовали воздержаться от дальнейших боевых действий. Вскоре после получения соответствующего рескрипта бравый генерал, некогда победивший Пугачева, скончался, успев отправить императору предсмертное письмо, в котором возражал против отвода войск за Днестр, отказа от поддержки Сербии и размена пленных по принципу «все на всех».

Тем временем 12 августа в Париже при посредничестве французов была достигнута договоренность о перемирии до весны 1808 года.

В конце сентября 1807 года к армии прибыл новый командующий князь Александр Прозоровский, в ближайшее окружение которого вошел бывший адъютант его предшественника 25-летний штабс-капитан Иван Паскевич.

В период между кончиной Михельсона и прибытием Прозоровского обязанности главкома выполнял генерал Мейендорф, который пообещал туркам вывести русские войска из Дунайских княжеств. Действовал ли он исключительно на свой страх и риск, неизвестно, но Александр I эти условия дезавуировал, а Мейендорфа снял с должности. Прозоровский, в свою очередь, должен был довести до сведения турок, что перемирие более не существует, но от враждебных действий русские воздерживаются.

Выполнить эту деликатную миссию он поручил Паскевичу, предписав ему по ходу дела выступить в роли разведчика и внимательно изучить положение в лагере противника.

БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА И ЯНЫЧАРСКИЕ ПУТЧИ

3 декабря 1807 года Иван Федорович выехал из Ясс, старательно собирая по всему пути сведения о состоянии крепостей и турецкой армии.

В своих воспоминаниях он писал: «На пути испытал я все неприятности, ибо на каждом шагу была опасность, не только от разбойников, но и от самих провожатых, зверски на меня смотревших как на неприятеля. Беспрестанною их забавой было стрелять пулями около меня, даже в моей комнате; а при проезде Балканских гор они вовсе бросили меня, и я один проехал Айдос и один въехал в Адрианополь».

В Адрианополе под брань и угрозы янычар Паскевич добрался до дома местного губернатора, который выделил ему охрану до Константинополя — Стамбула. В турецкой столице он поселился в доме французского посла Ораса Себастиани.

Передача ультиматума прошла без особых проблем. Иван Федорович не стал дискутировать о его содержании, ограничившись заявлением, что если через два дня турки не ответят положительно, то русские начнут боевые действия.

Частично это было блефом, поскольку в зимнее время боевые действия, как правило, не велись. Но блеф себя оправдывал; султан Мустафа IV совсем недавно сверг своего брата Селима III, которого отправил в заточение, и, разумеется, не очень твердо сидел на престоле. Себастиани же в качестве посредника хотел быть полезным русским, рассчитывая, что они ответят взаимностью Наполеону по другим вопросам.

На третий день пребывания в Константинополе в сопровождении французского посла Паскевич посетил великого визиря и услышал, что турки принимают ультиматум. «С хорошим ответом весело было и возвращаться», — вспоминал Паскевич. Теперь его путешествие проходило в лучших условиях, в компании двух турецких чиновников и с хорошим конвоем.

17 февраля офицер-дипломат предстал перед Прозоровским с докладом о своей миссии и письмом от рейс-эффенди (министра иностранных дел).

Прозоровский, в свою очередь, в рапорте императору более чем лестно отозвался о Паскевиче: «Сего молодого человека поведение по всем отношениям похвально. Рассудок имеет он достаточный, скромен и исполнен доброй воли к службе Вашему Императорскому Величеству».

Курьер повез рапорт в Петербург, а Паскевич, передохнув в Яссах всего десять дней, снова отправился в Константинополь. На сей раз он ехал с хорошей охраной и вполне конкретным заданием: организовать обмен 13 тысяч пленных турок на 280 русских солдат и 300 моряков с разбившегося у берегов Греции фрегата.

В Рущуке он познакомился с местным пашой Мустафой Байрактаром, затем через Тырново, Казанлык, Эски-Зару и Адрианополь прибыл в столицу Оттоманской империи, где без особого труда договорился о столь выгодном для турок обмене. Впечатления о турецких крепостях и количестве войск он по-прежнему старательно фиксировал в тетрадке.

Своих соотечественников Паскевич нашел в кандалах на галерах, где даже офицеры выполняли каторжную работу гребцов наравне с осужденными разбойниками. Контраст по сравнению с положением турецких пленных произвел на Ивана Федоровича большое впечатление, которым он не преминул поделиться с Прозоровским, порекомендовав шире использовать пленных турок на различных работах.

Освобожденные Паскевичем узники целовали полы его одежды, он же, в свою очередь, роздал им едва ли не все имеющиеся деньги. В своем отчете о поездке Иван Федорович также упомянул о переданном через Себастиани желании турецких чиновников сделать русскому офицеру «подарок», от которого он, к удивлению француза, отказался, согласившись, впрочем, принять орден Луны 3-й степени.

В январе 1808 года Паскевич вернулся в Яссы и спустя месяц узнал, что благодаря лестному отзыву со стороны Прозоровского ему присвоено звание капитана.

В апреле в Яссы прибыл будущий победитель Наполеона Михаил Илларионович Кутузов, которого Прозоровский выпросил в заместители, не опасаясь найти в нем себе еще и соперника. После Аустерлица тот прозябал генерал-губернатором в тыловом Киеве и теперь получал шанс реабилитироваться.

Тогда же проездом из Стамбула в Париж в Яссы завернул Себастиани, с которым Кутузов провел большую и содержательную беседу, убеждая поактивней склонять Османскую империю к миру. Паскевича приставили к французу в качестве «смотрящего».

Впрочем, при всем желании (не слишком сильном) и Себастиани, и его патрон император Наполеон I вряд ли смогли бы воздействовать на Турцию, которая буквально обвалилась в омут внутренней смуты.

В июле 1808 года рущукский паша Мустафа Байрактар собрал 80-тысячную армию и подошел к Стамбулу, рассчитывая вернуть престол находившемуся под арестом Селиму III. Однако экс-султан был убит, и тогда Байрактар возвел на престол его сводного брата — Махмуда II (матерью нового властелина Оттоманской империи была уроженка Мартиники Эме де Ривере, захваченная в плен алжирскими пиратами и приходившаяся кузиной Жозефине — супруге самого Наполеона).

Спустя четыре месяца в турецкой столице произошел еще один переворот. Байрактар оказался убит, успев перед смертью расправиться с Мустафой IV, а Махмуд II, хотя и усидел на престоле, оказался под влиянием партии визиря Гаджи-Милиш-эфенди, взявшего курс на сближение с тогдашними противниками Франции — Англией и Австрией. Естественно, Наполеон, хотя бы из желания насолить англичанам, выражал готовность активнее помогать русским.

В феврале 1809 года турецкая делегация прибыла в Бухарест и возобновила переговоры, однако надежды на мирное урегулирование рухнули после того, как из Петербурга поступило указание предъявить османам ультиматум с требованием в течение 48 часов выслать английских представителей из Константинополя.

СМЕРТЕЛЬНЫЙ ТУР КАПИТАНА ПАСКЕВИЧА

Для объявления этого ультиматума в турецкую столицу 22 февраля отправили полковника Николая Хитрово с корнетом Тимотеусом фон Боком в качестве помощника. Девять шансов из десяти были за то, что предъявленное требование будет отвергнуто, тогда русским парламентерам пришлось бы возвращаться по вражеской территории, где и в условиях перемирия правила войны соблюдались не слишком-то строго.

Но Прозоровский еще более ухудшил положение своих посланцев, планируя до получения ответа на ультиматум внезапным налетом овладеть стратегически важной крепостью Журжей. Расчет делался на то, что ответ все равно будет отрицательным, турки же до получения фирманов (указов) о возобновлении боевых действий к подобному налету будут не готовы.

Прозоровский честно обрисовал офицерам всю опасность будущей миссии, дав понять: единственный шанс на спасение жизни заключается в том, чтобы, получив отказ на ультиматум, с максимальной скоростью вернуться в Дунайские княжества.

Как оценивал свои перспективы младший из посланцев — корнет Бок судить трудно, Хитрово же явно решил избежать столь сомнительной чести и поступил в полном соответствии со своей фамилией. Спустя три дня после отбытия курьеров Прозоровский вызвал к себе Паскевича и сообщил ему, что Хитрово прислал весть, будто он выпал из повозки, сломал руку, ехать в Стамбул не может и послал туда одного фон Бока.

Прозоровский фон Бока практически не знал, а потому приказал Паскевичу срочно отравляться в Стамбул, взяв на себя передачу ультиматума и получение ответа. Фельдмаршал в избытке снабдил его деньгами и ласково напутствовал: «Бог да будет твоим руководителем!»

Паскевич рванул в путь так, как будто бы у него имелись сапоги-скороходы. Больше всего его пугала перспектива приехать в Стамбул после Бока. Ведь тогда именно корнету достанется вся честь выполнения столь важной миссии, а значит, перенесенные опасности окажутся напрасными.

Паскевич решил обогнать Бока, доехав до Варны и оттуда морем до Стамбула. С собой он взял только слугу, которого именует в записках «татарином», даже не упоминая его имени.

Вдвоем они благополучно достигли Варны и направились прямо на пристань, где Иван Федорович начал торговаться об аренде небольшого галиота. Капитан отказывался плыть немедленно, указывая на приближение шторма. Паскевич предложил ему 200 червонцев вместо обычных 10. Перед такой суммой капитан не устоял и дал согласие при свидетелях. Однако уже через несколько минут море разбушевалось, и он снова отказался. Паскевич поднял шум, крича о важности своей миссии, о том, что от нее зависит продолжение перемирия, и, главное, о том, что если капитан не сдержит данное публично обещание, то им прямая дорога в суд. На пристани собралась толпа и «к чести судилищ турецких, капитан предпочел скорее исполнить слово, чем идти под суд».

Стали готовиться к отплытию. Паскевич и его татарин сели в шлюпку с несколькими матросами и поплыли к галиоту, но капитан остался на берегу. Иван Федорович потребовал плыть обратно, схватился за саблю, начал угрожать, ругаться и в конце концов настоял на своем. Собравшаяся на пристани публика с интересом наблюдала за происходящим, симпатизируя русскому офицеру (большинство жителей города составляли православные болгары и греки). Когда снова причалили к берегу, татарин, схватив капитана за шкирку, под одобрительное улюлюканье публики втащил его в лодку. Минут через 15 вся компания оказалась на галиоте.

Самого плавания Паскевич не запомнил, поскольку свалился без сознания от приступа морской болезни. В себя он пришел утром 8 марта 1809 года, на рейде Стамбула, и, едва переведя дух, отправился во французское посольство, куда спустя сутки прибыл и корнет фон Бок с бумагами.

10 марта состоялся прием у рейс-эфенди, на котором также присутствовал преемник Себастиани французский посол Мобург.

Официальный ответ на ультиматум был дан Паскевичу днем 12 марта, и, разумеется, он оказался отрицательным. Иван Федорович тут же отправил краткий рапорт Прозоровскому с курьером Рышковым, а сам отправился вместе с Боком морем, везя с собой полный отчет о поездке.

Паскевич, фон Бок, татарин и четверо матросов плыли на небольшой лодке вдоль берега и видели, что на окрестных скалах «как коршуны сидели разбойники, ожидавшие разбития какого-либо судна, чтобы его ограбить, а людей убить, чтобы и следа не было».

На третий день из-за встречного ветра всем пришлось сесть на весла. Затем началась буря, и путешественники с трудом причалили к пустынному месту, где, цепляясь за скалы, выбрались на сушу. Море успокоилось, но ветер оставался встречным, и до Бургаса пришлось идти берегом, тащя за собой лодку на канате.

Днем 16 марта лодка Паскевича появилась на рейде Варны. На пристани его и фон Бока сразу же окружила толпа — всем хотелось знать, возобновятся ли боевые действия. Иван Федорович ответил нечто неопределенное. Фирман до Варны еще не дошел. «Без этого, — как заметил историк Михайловский-Данилевский, — Паскевич был бы задержан, и, вероятно, не исполнились бы над ним дела судьбы, ожидавшие его для славы России». То есть, скорее всего, российского посланца и его спутников просто убили бы местные турки.

Через пару дней Паскевич и фон Бок прибыли к Прозоровскому, доложив об успешном выполнении рискованной миссии…

Вообще-то, Михайловский-Данилевский мог бы и более пространно порассуждать о судьбе, взяв в качестве примера корнета фон Бока, который во время этого путешествия греб вместе с Паскевичем, сидя на одной лавочке. Ведь и этот молодой офицер тоже оставит свой след в истории.

В самом скором времени он войдет в ближайшее окружение императора Александра I, к 26 годам дослужится до чина полковника. А потом что-то в фон Боке сломается. Подав в отставку, он уедет в свое поместье (на территории современной Эстонии) и оттуда пришлет государю пространную записку с обоснованием необходимости ввести конституцию и освободить крестьян от крепостного права.

Его объявят сумасшедшим и посадят на несколько лет в Шлиссельбургскую крепость. Последние годы жизни фон Бок проведет в собственном поместье под надзором полиции и умрет при не до конца ясных обстоятельствах…

Паскевич же еще дважды будет воевать с османами, отберет у них изрядный кусок Закавказья (доставшийся современной Грузии) и отправится на покой в 1854 году, после контузии, полученной при осаде турецкой крепости Силистрии, которую он изучал, еще будучи молодым офицером, во время поездки в Стамбул — Константинополь.