СССР
«Секретные материалы 20 века» №19(483), 2017
«Царь-бомба» и вынос тела
Дмитрий Митюрин
историк, журналист
Санкт-Петербург
2497
Для Хрущева XXII съезд стал своего рода звездным часом. Рос авторитет СССР на международной арене, экономика находилась на подъеме, в духовной жизни – период «оттепели». И даже организация партийного форума отличалась особым пафосом, поскольку открывался он в новом Дворце съездов. СОВЕТСКИЙ АМПИР Для возведения этого дворца пришлось снести изрядное число старых построек, например здание Оружейное палаты начала XIX века в стиле ампир. Название стиля, кстати, происходит от слова «империя», и понятно, что в советской империи был свой ампир – коммунистический. Первоначально дворец был рассчитан на прием четырех тысяч гостей, но в Пекине в сентябре 1959 года построили Дом народных собраний на семь тысяч. Ради престижа проект пришлось переделывать. Правда, переплюнуть китайских товарищей все же не получилось, но шесть тысяч человек в московский Дворец съездов все же помещались. Или, если точнее, на такую цифру были рассчитаны и зал заседаний, и разместившийся над ним банкетный зал, и расположенные в подземных этажах гардеробы. Убранство было, пожалуй, покруче, чем у китайцев. В облицовке использовались белый уральский мрамор и золотистый анодированный алюминий, в интерьерах – карбахтинский гранит, мрамор коелга и узорчатый бакинский туф, а также различные породы дерева. Над входом разместили золоченый герб СССР. В зале заседаний на стене за трибуной президиума красовался портрет Ленина, под которым, в зависимости от темы мероприятий, монтировали актуальные лозунги. Дворец был самым броским «подарком советских трудящихся» партийному форуму. Но были и других «презенты». Устремленность советского народа к созиданию символизировала запущенная к съезду Волгоградская ГЭС. А вот для вразумления «поджигателей войны» из капиталистического лагеря советские физики создали самую мощную в мире термоядерную «Царь-бомбу», о предстоящих испытания которой Хрущев и объявил 17 октября 1961 года на открытии съезда. Но чтобы понять, зачем советскому руководству понадобилось делать столь устрашающие жесты, следует рассказать о событиях, непосредственно съезду предшествовавших.
ХРУЩЕВСКИЙ ТЕАТР Желание переплюнуть китайцев объяснялось не только абстрактными соображениями престижа, но и наметившимся между Хрущевым и Мао Цзэдуном противостоянием в вопросе о том, кто из них будет «альфа-самцом» в мировом коммунистическом движении. Являясь самой населенной страной мира, Китай ни в экономическом, ни в военном отношении все же не мог тягаться с Советским Союзом. Однако компенсировать этот разрыв Мао пытался пропагандистскими средствами, позиционируя себя подлинным преемником столь жестко раскритикованного на XX съезде покойного Сталина. В плане имиджа суетливый и слишком темпераментный Хрущев, конечно, проигрывал Великому кормчему. Однако поняв, что собственную натуру не пересилишь, видимо, решил обратить свои минусы в плюсы. На политической арене он решил выступать в образе простого, демократичного парня и образцового семьянина – то есть примерно в том же стиле, что и американские президенты. Что его отличало от «первых лиц» США, так это чрезмерная непосредственность, буквально хлеставшая через край во время его первого визита в Штаты. Поездка, состоявшаяся в сентябре 1959 года, была особо ответственной, поскольку ехали в лагерь главного геополитического противника, в страну, которую постоянно требовалось «догнать и перегнать», и вообще туда, где никогда не бывали не только советские лидеры, но даже российские самодержцы. Хрущев ехал с семьей, что как бы подтверждало его человечность и действительно было позитивно воспринято американцами. В США он посетил несколько городов, побывал в Голливуде, пообщался с фермером Росуэллом Гарстом, которого знал еще с 1956 года по Всесоюзной сельскохозяйственной выставке и с легкой руки которого увлекся кукурузой. В Голливуде, посмотрев канкан, Никита Сергеевич прочитал лекцию голливудской богеме: «Нам такая «свобода» не нужна. Вам нравится «свобода» смотреть на задницы, а мы предпочитаем свободу мыслить, использовать наши умственные способности, свободу созидательного прогресса!» Несколько раз пародийно подпрыгнув, Хрущев повернулся к аудитории и, задрав полы пиджака, продемонстрировал свой зад, к счастью не обнаженный, а облаченный в его любимые просторные светлые брюки. Ошарашенный нобелевский лауреат писатель Сол Беллоу писал: «Это искусство, друзья. Это также совершенно новый способ исторической аргументации, заключающийся в том, что лидер мирового марксизма физически, с помощью своей собственной фигуры, порицает западную цивилизацию. Больше того, это театр. А все мы – завороженные зрители, порой вопреки своему желанию». Итак, театр получился, а политика – не очень. Встреча с президентом Дуайтом Эйзенхауэром, хотя и прошла в теплой обстановке, так и не привела к прорывным решениям. Заняться спорными вопросами решили попозже, во время следующей встречи на высшем уровне. Но таковой не получилось. 1 мая 1961 года американский разведывательный самолет У-2 был сбит во время полета над советской территорией. Кремль выступил с протестом против полета неизвестного самолета, не сообщив о его участи. Янки ошибочно решили, что У-2 если и сбит, то пилот погиб и никаких улик не осталось. Соответственно, Эйзенхауэр выступил с заявлением «знать ничего не знаем, ведать не ведаем». После этого Хрущев ткнул его демонстративно в эту ложь, предъявив миру и обломки самолета, и, самое главное, оставшегося в живых пилота Фрэнсиса Пауэрса. Такую «потерю лица» Эйзенхауэр не простил, и в мире снова запахло порохом. Но договариваться с лидером, отношения с которым оказались испорчены и президентский срок которого истекал, Никита Сергеевич считал бессмысленным. Новым президентом, по общему мнению, должен был стать Джон Кеннеди, и, как бы подавая ему сигнал о готовности к диалогу, Хрущев решил снова отправиться в США, но не с официальным визитом, а для участия в XV Генеральной Ассамблеи Организации объединенных наций. Заседание 20 октября 1960 года стало еще одним шоу. Хрущев повторил свое обещание «похоронить» капитализм, пообещал показать «кузькину мать» и постучал по столу ботинком во время не понравившегося ему выступления английского премьера Гарольда Макмиллана.
ДВА БЕРЛИНА Кеннеди, действительно ставший хозяином Белого лома в феврале 1961 года, вряд ли извлек из этих демаршей какие-то благоприятные для Хрущева выводы, и отношения между двумя блоками продолжали накаляться. Самой горячей точкой стал Берлин, восточная часть которого считалась столицей ГДР, а западная существовала на птичьих правах формально самостоятельного, но контролируемого американцами города-государства. Однако уровень жизни в капиталистическом Берлине был выше чем в коммунистическом, что приводило к соответствующим миграциям населения. 12 августа 1961 года рядовые члены компартии ГДР были подняты по мобилизации и, создав нечто вроде живой стены, помогли армейским и полицейским частям наглухо перекрыть линию разделения. Под этим прикрытием с космической скоростью велось строительство полноценной бетонной стены, подкрепленной металлическим ограждением, рвами, сторожевыми вышками и даже противотанковыми укреплениями. Жители Восточного Берлина с отчаянием наблюдали, как их отрезают от капитализма, и пытались прорваться через немногие оставшиеся лазейки (канализацию или окна домов, находящихся вблизи линии разграничения). К утру 13-го стена, протяженность которой достигала в черте немецкой столицы 43 километров, была вчерне готова. Общая же ее протяженность составила 155 километров. Пророчество Уинстона Черчилля относительно железного (в данном случае бетонного) занавеса, отделившего капиталистическую Западную Европу от Европы Восточной, обрело зримые очертания. Для Хрущева история с двумя Берлинами была частью более крупной игры, смысл которой заключался в том, чтобы добиться либо признания ГДР, либо объединения двух Германий на условиях выходы этой страны из блока НАТО. Но на вопрос, как принудить Запад к такому размену, Хрущев так и не ответил.
НА ПОРОГЕ КОММУНИЗМА Итак, съезд открылся 17 октября 1961 года с участием 4394 делегатов с решающим голосом и 405 с совещательным, а также делегаций от 80 зарубежных коммунистических, социалистических и рабочих партий. Хрущев, уже продемонстрировавший стихийное понимание политтехнологий, сделал еще один эффектный пропагандистский ход, пригласив на съезд такого именитого врага коммунизма, как Василий Владимирович Шульгин. Именно этот человек, бывший депутатом II, III и IV Государственных дум, лично принимал отречение из рук Николай II. Будучи убежденным монархистом и националистом, в годы Гражданской он активно боролся с большевиками, затем занимал видное положение в эмиграции. Перед Второй мировой Шульгин делал по адресу большевиков заявления, которые можно было расценить как комплиментарные, хотя хвалил он их за то, в чем они сами не признавались: в восстановлении имперской мощи России и подготовке почвы для прихода «грядущего самодержца». В 1947 году арестованного в Югославии Смершем политика приговорили «за антисоветскую деятельность» к 25 годам заключения. На свободу он вышел в 1956 году по амнистии. Жил в ссылке во Владимире и продолжал делать советской власти своеобразные комплименты, утверждая, что «красные на свой манер прославили имя русское, как никогда раньше». Но вероятно, совершенно подкупило Хрущева такое заявление Василия Витальевича: «Мое мнение, сложившееся за сорок лет наблюдения и размышления, сводится к тому, что для судеб всего человечества не только важно, а просто необходимо, чтобы коммунистический опыт, зашедший так далеко, был беспрепятственно доведен до конца». Никита Сергеевич стремился к тому же. Правда, Шульгину, вероятно, хотелось, чтобы Россия навсегда переболела коммунизмом, а Хрущеву, чтобы Советский Союз жил при коммунизме. Но в плане краткосрочных задач различие, если существовало, было не суть важным. Отчетный доклад ЦК, прочитанный Хрущевым, запомнился обещанием того, что к концу 1965 года в Советском Союзе не будет никаких налогов с населения. Отвечать за этот прогноз Хрущеву не пришлось, поскольку к указанному сроку он уже более года как находился в отставке. В продолжение темы, которая доминировала на предыдущем XXI съезде, Никита Сергеевич заверил делегатов: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Отсюда вытекало и то, что должно было стать главным результатом съезда, – принятие новых Устава и Программы партии, содержание которых исходило именно из задач построения коммунистического общества. К обсуждению этих программных документов приступили сразу после того, как председатель Центральной ревизионной комиссии (и по совместительству председатель Верховного суда) Александр Горкин выступил с отчетом о кадровом составе партии. Горкин, кстати, сделал карьеру в значительной степени именно благодаря репрессиям, выдвинувшись в период ежовщины как руководитель Оренбургского обкома. Впрочем, безгрешных, включая Хрущева, среди сидевших в президиуме было мало. Не относился к их числу и бывший руководитель ленинградской парторганизации Фрол Козлов, занимавший теперь пост первого заместителя председателя Совета министров СССР и считавшийся официальным преемников Хрущева. Именно Козлов выступал с докладом о новом Уставе партии, что тоже стало его звездным часом. Забегая вперед, скажем, что летом 1962 года Фрол Романович попытается сплотить вокруг себя других членов ЦК и стать лидером. Но за ним не пойдут, а про подозрительные разговоры сообщат Хрущеву. Никита Сергеевич устроит Козлову выволочку, после которой того хватит удар. Вердикт главы ССССР будет такой «Если оклемается, исключим из партии и будем судить; если умрет – похороним на Красной площади». Козлов не оклемался и был похоронен на Красной площади, но уже после отставки Хрущева. На съезде озвученные им предложения по Уставу партии были приняты единогласно, после чего перешли к партийной программе. Ее подготовкой занимались, помимо высокопоставленных партийцев и работавших на них спичрайтеров, целые академические научные учреждения. Работу курировал человек-легенда – секретарь ЦК Отто Куусинен, тот самый, который в 1918 году был одним из руководителей неудачной большевистской революции в Финляндии. Затем проект программы был опубликован в газетах «Правда» и «Известия» и вынесен на всенародное обсуждение. Из присланных с различными предложениями 29 тысяч писем более пяти тысяч были опубликованы. Программа состояла из двух частей: декларативной – «Переход от капитализма к коммунизму – путь к развитию человечества» и конкретной– «Задачи коммунистической партии Советского Союза по строительству коммунистического общества». Завершал программу «Моральный кодекс строителя коммунизма». Один из партийных спичрайтеров Федор Бурлацкий так вспоминал об обстоятельствах создания этого документа: «И мы стали фантазировать. Один говорит «мир», другой – «свобода», третий – «солидарность»… Я сказал, что нужно исходить не только из коммунистических постулатов, но и также из заповедей Моисея, Христа, тогда все действительно «ляжет» на общественное сознание. Это был сознательный акт включения в коммунистическую идеологию религиозных элементов. Буквально часа за полтора мы сочинили такой текст, который в президиуме ЦК прошел на ура».
ИЗВЛЕЧЕНИЕ СТАЛИНА Параллельно с обсуждением программы делегаты периодически перескакивали на тему культа личности и «ликвидации порожденных им болезненных явлений». Освобожденный из лагерей Александр Солженицын, читая газеты, восторгался: «Давно я не помнил такого интересного чтения, как речи на XXII съезде!» В предпоследний день съезда 30 октября произошло сразу два знаковых события. Прежде всего, Хрущев сообщил о том, что на Новой Земле удачно прошли испытания «Царь-бомбы». Ее создатели, в том числе будущий диссидент Андрей Сахаров, были усыпаны высокими наградами и званиями, а Запад лишний раз убедился, насколько опасно доводить дело до конфронтации с СССР. Для внутренней жизни страны более важным оказалось постановление ЦК о том, что «серьезные нарушения Сталиным ленинских заветов, злоупотребления властью, массовые репрессии против честных советских людей и другие действия в период культа личности делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее В. И. Ленина». Соответствующую инициативу, разумеется с одобрения Хрущева, выдвинул руководитель ленинградской парторганизации Иван Васильевич Спиридонов (1905–1991) – человек тихий и малоинициативный, зато дисциплинированный. На выбор кандидатуры повлияло то, что представляемый им Ленинград считался «колыбелью революции», а многие руководители Смольного были репрессированы по «ленинградскому делу», считающемуся одним из самых ярких образцов сталинских перегибов. Характерным дополнением к решению ЦК стало зафиксированное в стенографическом отчете заявление делегатки с почти шестидесятилетним стажем Лазуркиной, утверждавшей, что накануне она советовалась с Лениным, который «стоял перед ней как живой» и говорил, что ему «неприятно лежать в гробу рядом со Сталиным, принесшим столько бед партии». Тело Сталина вынесли сразу после окончания съезда в ночь с 31 октября на 1 ноября и похоронили на втором по престижности участке партийного некрополя – у Кремлевской стены, там же, где уже покоились останки Свердлова, Фрунзе, Дзержинского, Калинина, Жданова. Имевший репутацию фрондера, но тонко чувствующий конъюнктуру Евгений Евтушенко отреагировал на это событие стихотворением «Наследникам Сталина».
Он что-то задумал. Он лишь отдохнуть прикорнул.
Ну а последним событием XXII съезда стало официальное принятие Третьей партийной программы. Все прошло ярко, интересно и без неприятных для Хрущева неожиданностей. Делегатов он напутствовал тоже хрестоматийным: «Наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!» Не знал, да и не мог знать, Никита Сергеевич, сколько еще будет впереди неприятных сюрпризов. Дата публикации: 9 сентября 2017
Постоянный адрес публикации: https://xfile.ru/~M3L0R
|
Последние публикации
Выбор читателей
|