Есть, наверное, некий знаменательный смысл в том, что 70-летний юбилей избавления Северной столицы от вражеского нашествия приходится на время, наступившее вскоре после 310-й годовщины с того момента, как на Заячьем острове, что посреди Невы, была заложена монументальная Петропавловская крепость, оборонявшая новый порт от возможных натисков с суши и моря. Конечно, в блокадную пору 1943-го никто не предлагал парадно отмечать славную дату возникновения нашего города – газеты лишь вскользь упомянули об этом. Хотя даже такие скромные напоминания не мешали храбрым русским солдатам, отстаивавшим советский Ленинград, сражаться с противником: Северную Пальмиру основали в разгар победоносной схватки со шведами, а грудью защищали – кстати, впервые в ее истории – спустя 240 лет, в победоносной битве с германцами.

Ну, легко бросать камешки в огород наших патриотичных предков, которым некогда было передохнуть между отступлениями и наступлениями, боями и затишьями. Однако сегодня, в мирную эпоху, мы вправе и обязаны признать, что 240-я годовщина со дня рождения града Петрова, которую надлежало пышно отпраздновать 27 мая 1943-го, как бы разделила весь последний отрезок 872-суточных блокадных страданий надвое. 18 января 1943-го, за четыре месяца до своеобразного исторического юбилея, – силами Ленинградского и Волховского фронтов – было разорвано кольцо осады. Ленинград оказался, по общим итогам, первым мегаполисом, который устоял перед бронированным кулаком германского вермахта. А 27 января 1944-го, спустя восемь месяцев после 240-летия, город был освобожден от всякой опасной близости, как пелось в знаменитом военном романсе, «врага ненавистного». Окно России в Европу, каковое Петр Великий прорубал топорами и пушками, а Адольф Гитлер самонадеянно зашивал досками и закрывал кирпичом, вновь распахнулось – широко и привольно.

ОГЛЯНИСЬ НА ЛЕСА И НА ПАЖИТИ…

1943 год – период коренного перелома в Отечественной, да и всей Второй мировой войне, – показал не только бранные чудеса, но и громадные психологические сдвиги внутри советского общества. Оно понемногу – с разрешения, а то и по прямому указанию партийно-тоталитарных властей – стало поворачиваться к своему прошлому, к утраченным корням и забытым устоям. Отечественная, национально-освободительная война в отличие от Гражданской, социально-классовой, диктовала свои принципиальные законы, предписывая свою грамматику боя и стилистику тыла.

В январе в армии ввели погоны. В мае Сталин – в угоду Черчиллю – распустил Коминтерн. В августе красные командиры обрели офицерские звания. Тогда же возродились подзабытые праздничные салюты по случаю громких ратных побед. С 1 сентября средняя школа была разделена по признаку пола: мальчики и девочки стали учиться не только в разных классах, но и в разных стенах. Неделю спустя Кремль предоставил Русской Православной Церкви возможность провести наконец Поместный Собор, на котором после более чем 18-летнего перерыва со смерти святейшего Тихона архипастыри избрали нового патриарха Московского и всея Руси – Сергия (Страгородского).

Здесь тоже, как и в мае, повлияли внешнеполитические резоны: накануне Тегеранской конференции захотелось блеснуть перед законолюбивыми англосаксами чем-нибудь суперлиберальным, а Франклин Рузвельт давно просил отца народов прекратить гонения на клир и верующих. Впрочем, гений человечества, поразмыслив, поставил перед Церковью и нужные ему самому прагматичные задачи. А 21 декабря – в день рождения любимого вождя (ему исполнилось 64 года) – пресса известила граждан о важном правительственном постановлении. «Ввиду того, – говорилось в судьбоносной бумаге, – что нынешний Государственный гимн Советского Союза «Интернационал» по своему содержанию не отражает коренных изменений, произошедших в нашей стране в результате победы советского строя, и не выражает социалистической сущности советского государства, Совет Народных Комиссаров (тогдашний кабинет министров. – Я.Е.) Союза ССР решил заменить текст государственного гимна новым текстом, соответствующим по своему содержанию духу и сущности советского строя». Тут же прилагались строки о Великой Руси, которая навеки сплотила «союз нерушимый республик свободных».

Это патриотическое произведение, написанное поэтами Сергеем Михалковым и Габриэлем Эль-Регистаном на музыку композитора Александра Александрова, сменило плывшую над просторами СССР в течение 26 лет интернационалистскую песнь, исполненную в 1880-х годах на стихи Эжена Потье и ноты Пьера Дегейтера. Новый советский гимн впервые прозвучал по радио на Новый год – в ночь с 31 декабря 1943-го на 1 января 1944-го. Правда, на протяжении долгого времени по смерти Сталина текст, в котором упоминалось его «бессмертное имя» не слышался ни в эфире, ни на официальных церемониях – играли только музыку. Лишь в 1977-м, накануне принятия третьей по счету общесоюзной Конституции, Президиум Верховного Совета утвердил подправленные строки, каковые вновь написал Сергей Михалков (Эль-Регистан уже умер). Были изъяты слова о Сталине, и текст обрел теперь «легальный характер»…

А ГРОМЫ ГРОХОЧУТ ВСЕ БЛИЖЕ…

Духоподъемный взлет, безусловно, помогал ведению упорной и успешной брани. Если царская власть в разгар Первой мировой войны сломала голову на слабом и бездарном идеологическом обеспечении фронта и тыла, на несмелой и неумелой пропаганде, то большевистский режим на пике Второй мировой отменно управился с этим духовным багажом. Население верило каждой реплике сталинского агитпропа. Помалкивала и трепетная интеллигенция: памятуя о веселых тридцатых и надеясь на все лучшее впереди, она убеждала себя, что, защищая Родину от лютого ворога, можно пару-тройку лет потерпеть и без свободы слова. Дадут, мол, потом – в благодарность за нашу твердость и нашу стойкость…

1943-й – год коренного перелома – ознаменовался крупными победами на юго-востоке страны. Сначала – Сталинград, потом – Курск, осенью – форсирование Днепра, а в ночь на 6 ноября – взятие Киева, столицы Советской Украины. Сил для активных действий на северо-западе и севере принципиально не хватало. В январе пришлось ограничиться лишь прорывом блокады и освобождением Шлиссельбурга. Но продолжить атаки и расширить полосу прорыва до запланированных 18 километров, увы, не удалось. Части Красной армии были изрядно обескровлены и утомлены, противник подтянул дополнительные подкрепления. В этих условиях 30 января командование прекратило операцию «Искра».

Несмотря на определенную неудачу, значение январских событий трудно переоценить. Кольцо было разорвано, ощутимо улучшилось снабжение людей и промышленных предприятий. На заводах и фабриках, чем богата Северная столица, смогли приступить к выпуску военной продукции, а также товаров, которые требовались населению в тылу и на только что очищенных от оккупации советских землях. Был и еще один фактор. Отбиваясь от красноармейского натиска, немцы израсходовали огромные контингенты, да и материальные средства ради того, чтобы любой ценой удержаться южнее Ладожского озера. Специфическому ведомству доктора Геббельса очень не хотелось признавать сии неприятные детали. Поэтому, объявив в январской сводке об уничтожении переправившихся через Неву русских частей, фашисты лишь тремя месяцами позднее, по весне, процедили сквозь зубы, что «блокада Петербурга» в некоторых местах все-таки прорвана.

Взятие 6 ноября 1943-го войсками 38-й армии под водительством генерала Кирилла Москаленко стольного Киева и «попутное» освобождение 350 тысяч квадратных километров на территории Левобережной и Правобережной Украины показали, что обстановка на юге и юго-западе выправлена, стратегические районы с хлебом и углем возвращены Родине-матери и ставка Верховного Главнокомандования может со спокойной совестью переводить стрелку на просторы русского северо-запада. Теперь предстояло спасти от лютого супостата город на Неве – колыбель Октябрьской революции и Советской власти. Добавим: из пяти исторических русских столиц три – Новгород, Киев и Владимир-на-Клязьме – побывали под пятой врага, а две, самые крупные – Ленинград и Москва, – осаждались и штурмовались, но не сдались.

Однако сталинский Кремль заботили не столько исторические, сколько геополитические и идеологические проблемы. Следовало поскорее выдавить «вторженцев» из пределов СССР, а равно в полной мере вернуть Отечеству мегаполис, носящий имя Ленина, – вернуть, как несколько месяцев назад вернули ему город, увенчанный именем Сталина. Два державных центра на юге и севере, нареченные в честь любимых вождей советского народа, – Сталинград и Ленинград – призваны были олицетворять необоримую мощь воспрянувшей русской армии, ведомой вперед «гением великого Сталина». Ради такой цели никакие жертвы не казались излишними.

Операции по деблокаде невского форпоста развернулись уже после обнадеживающей Тегеранской встречи в верхах, где глава Советского правительства познакомился с президентом Рузвельтом и вторично пожал руку сэру Уинстону («Самый крепкий старик из всех стариков, которых я знаю, – откровенничал кремлевский горец с американским послом в Москве Авереллом Гарриманом, – и вообще славный малый!»). Под небом Персии дорогие союзники посулили открыть Второй фронт в Европе (во французской Нормандии) спустя примерно шесть месяцев – в мае 1944-го, перебросив свои десанты через водную гладь Ла-Манша. Было упрочено оперативное и технико-экономическое сотрудничество трех могучих держав.

ГОД ЛЕНИНГРАДА, ГОД ЕГО ЗИМЫ…

К концу 1943 года обе враждующие стороны – и русские, и немцы – изготовились к бескомпромиссной и безжалостной борьбе. Вслед за битвами на юге неизбежно настал черед сражений на севере. И гитлеровцы не мудрствуя лукаво сохранили за своей группой армий название «Север» – дабы никто не усомнился, где конкретно придется сложить голову ради фатерланда и фюрера. Нацистское воинство, стоявшее здесь с осени 1941-го, насчитывало около 740 тысяч солдат и офицеров, распределенных по сорока дивизиям и трем бригадам. Им было придано свыше 10 000 орудий и минометов, 385 танков и штурмовых орудий, 370 воздушных машин.

Под присмотром командующего генерала-фельдмаршала Георга Кюхлера за два с половиной года немцы создали отличную, глубоко эшелонированную оборону – «Северный вал». Глубина ее составляла от 230 до 260 километров – с учетом двух хорошо оборудованных полос и тылового рубежа, охватывавшего акваторию реки Нарвы, побережье Чудского и Псковского озер и «увязку» городов Псков – Остров. Данное чудо инженерно-фортификационной мысли было горделиво наречено оборонительной позицией «Пантера». И «вал», и «позиция» насыщались опорными пунктами и узлами сопротивления с несметным числом артиллерийских и пулеметных точек, спрятанных в железобетонных, броневых и деревоземляных укрытиях. Имелась разветвленная система основных и отсечных «гнезд», защищенных многослойным огнем, минно-взрывными и проволочными заграждениями.

Капитальнее всего были экипированы траншеи и блиндажи у Пулковских высот, где ожидался зубодробительный удар 42-й армии Ленинградского фронта, и севернее Новгорода, где немцы намеревались отбивать натиск 59-й армии Волховского фронта. Герр Кюхлер справедливо полагал, что борьба за Ленинград будет задачей номер один советского командования в начале 1944 года. В приказе по войскам он категорически требовал от подчиненных удержать территории, являвшиеся опорной базой для всего северного крыла германского Восточного фронта. В этой непростой обстановке трем русским командующим – генералу Леониду Говорову (Ленинградский фронт), генералу Кириллу Мерецкову (Волховский фронт) и генералу Маркиану Попову (2-й Прибалтийский фронт) довелось принимать смелые и нестандартные решения.

Как писал впоследствии сам Говоров (надевший к тому времени мундир Маршала Советского Союза), «выбор формы прорыва в виде двух концентрических ударов, наносившихся на довольно узких участках со стороны Пулковских высот и с Ораниенбаумского плацдарма, был обусловлен стремлением получить после соединения обеих ударных группировок столь широкий прорыв, который уже на начальном этапе привел бы к полному крушению обороны врага и создал благоприятную среду для развития удара в глубину и упреждения противника на подготовленном тыловом рубеже по реке Луге».

Теоретические расчеты подкреплялись людскими и материальными ресурсами. В распоряжении всех трех советских фронтов обреталась поистине необоримая сила – 1 000 000 252 тысячи бойцов, свыше 20 тысяч орудий и минометов, почти 1600 танков и самоходных артустановок и около 1400 самолетов. Таким образом, русские рати превосходили потенциал немецкой группы «Север» по всем показателям: по пехоте – в 1,7 раза; по орудиям и минометам – в 2,3 раза; по танкам и САУ – более чем вчетверо; по авиации – в 3,7 раза. Полки и дивизии не сидели без дела. Весь декабрь 1943-го ушел на тактические учения, о которых сдержанно, но регулярно сообщалось по радио и в газетах. В середине января 1944-го плотину прорвало…

НАМ ДАН БЫЛ ПОДВИГ, КАК НАГРАДА…

На рассвете 14-го числа в районе поселка Беззаботного стали внезапно разрываться мощные бомбы и дальнобойные снаряды. То заработали по целям ночные бомбардировщики и наземные артиллерийские орудия. Фронтовые батареи вкупе с береговыми и корабельными пушками Балтийского флота обрушили на захватчиков сто с лишним тысяч мин и снарядов. Затем в атаку – из-под Ораниенбаума по направлению к Ропше – устремилась 2-я ударная армия генерал-лейтенанта Ивана Федюнинского. Артподготовка и танковая лавина подавили психику немецких солдат, и минут сорок они отбивались от русского железного потока выстрелами из винтовок, автоматов и пулеметов.

Но вскоре кюхлеровские офицеры наладили «правильный» отпор. Схватка носила тяжелый и кровопролитный характер. Операция осложнялась и тем, что наступать пришлось по глубокому снегу, а авиационной поддержки, на которую весьма рассчитывали пехотинцы и танкисты, из-за туманной погоды оказано не было. Тем не менее 2-я армия, за чьими действиями наблюдал с Колокольной горы сам Леонид Говоров, продвинулась в первый же день на четыре километра, «надорвав» главную полосу вражеской обороны. А к концу третьих суток таковая была смята в гармошку, и русские подразделения прошли 8–10 километров, расширив линию прорыва с 10 до 23 километров.

15 января с Пулковских высот развернулся марш 42-й армии генерал-полковника Ивана Масленникова. И бой закипел тоже вслед за предварительным артиллерийским «дождем», длившимся более полутора часов. По словам известного поэта Николая Тихонова, «такого ошеломляющего, грозного, растущего грохота ленинградцы еще не слышали. Некоторые пешеходы на улицах стали коситься по сторонам, ища, куда падают снаряды. Но снаряды не падали. Тогда прояснилось: это стреляем мы, это наши снаряды подымают на воздух немецкие твердыни. Весь город пришел в возбуждение. Люди поняли, что то, о чем они думали непрестанно, началось…»

Бои под Пулковом были на редкость напряженными и ожесточенными. Немцы дрались с отчаянием загнанного зверя, но бог войны, свирепый и коварный Марс, не вознаградил их лихорадочного рвения. За пару дней гвардейцы русского 30-го корпуса вышли на шоссе Красное Село – Пушкин, оттеснив противника на восемь километров. Битва, сметая все на своем пути, огненной волной покатилась дальше, вперед. Утром 19 января наши войска овладели стратегическим форпостом – почти 150-метровой Вороньей горой, самой высокой точкой всей Ленинградской области. Именно отсюда фашистские артрасчеты, наводя свои тяжелые орудия, кромсали улицы и проспекты блокадного Ленинграда. В тот же день, 19-го, 42-я армия штурмом взяла Красное Село, а «ударники» 2-й армии, поддержанной дальнобойной артиллерией Балтийского флота, ворвались в Ропшу.

Вечером авангарды обеих армий встретились юго-восточнее Красного Села, у Русско-Высоцкого, а на следующее утро их основные силы соединились возле Ропши. Тем самым в «котел» попали остатки большой немецкой группировки, которые на другой день были частично уничтожены, а частично сложили оружие. В общем и целом гитлеровцы потеряли погибшими до 20 тысяч человек и утратили массу ценной техники. С конца января 1944-го Ленинграду перестали угрожать всякие германские артобстрелы, а самолеты люфтваффе уже добрых три месяца не тревожили покой балтийского неба: последняя бомба разорвалась в Северной столице 17 октября 1943 года. Отныне умолкли и пушки-убийцы.

ЗА ДАЛЕКИЕ ПРИГОРКИ УХОДИЛ СРАЖЕНЬЯ ЖАР…

Красносельско-Ропшинской операции помогло одновременное наступление войск Волховского фронта (прежде всего, 6-го стрелкового корпуса и двух стрелковых дивизий – 378-й и 191-й) на Новгород и Лугу. Севернее древнего города атакующие батальоны натолкнулись на жесткий отпор, а южнее, наоборот, добились немалого: в ночь на 14 января они неожиданно, без «артразминки», переправились по льду Ильмень-озера и заняли изрядный кусок земли на его западном берегу. К ночи этот «пятачок» имел площадь в 24 квадратных километра: четыре – в глубину и шесть – по фронту. А в ходе дальнейших боев и стычек 15–17 января германские позиции были сокрушены вчистую, и с 18-го числа дивизии вермахта стали покидать первородину русской государственности. Утром 20 января в Новгород вернулась Советская власть.

Немцы лишились там 15 тысяч солдат и офицеров, не считая трех тысяч, угодивших в плен. Правда, и в самом городе обнаружилась картина трагическая: в уцелевших сорока домах ютились, словно бомжи, с полсотни коренных жителей. Нельзя было без слез смотреть на памятники седой старины! Даже восхитительный монумент «Тысячелетию России» скульптора Михаила Микешина, установленный еще в сентябре 1862 года в присутствии императора Александра Освободителя, лежал в разобранном виде на снегу, дабы отправиться в Третий рейх и быть переплавленным в мартеновских топках. Русский ратник не попустил…

Следует отметить серьезную помощь, оказанную Леониду Говорову и Кириллу Мерецкову бойцами 2-го Прибалтийского фронта, руководимого генералом Маркианом Поповым. Недельные сражения под Новосокольниками (12–20 января) связали по рукам и ногам 16-ю гитлеровскую армию, не позволив ей прийти на подмогу своим обреченным собратьям. По вражеским тылам лихо, как ветер, носились удалые партизанские бригады. После полумесячных атак и побед воины Ленинградского фронта вышли к нижнему течению реки Луги и кое-где форсировали ее, а полки и роты Волховского фронта «чеканили шаг» к городам Луге и Шимску. Для немецкого же воинства настали черные дни: вермахт был отброшен от Ленинграда на 60–100 километров, а от Новгорода – на 50–80 километров.

21 января (в двадцатую годовщину со дня смерти Ленина) была взята Мга, 24-го распахнули ворота Пушкин и Павловск, 26-го – Гатчина (Красногвардейск) и Тосно, 28-го – Любань, 29-го – Чудово. «Прочистилась» стержневая нить Октябрьской железной дороги, рухнул «Северный вал», открылся путь в Прибалтику, а оттуда – на запад, в Пруссию. 27 января завершилась долгая, как ночь, и яркая, как пламя, блокада бывшей имперской столицы и младенческой люльки большевистской революции. Сурово покаранный за ниспровергательство и безбожные порывы, потерявший под кинжальным огнем осатанелых дьяволов – в горниле мук, голода и холода – заблудившееся по жизни поколение старых петербуржцев, город на Неве омыл кровью и слезами, овеял стойкостью и героизмом грехи свои тяжкие, и Господь милосердно простил их, указав нам трудную, но верную дорогу на горизонт.

В обширном приказе Верховного Главнокомандующего от 23 февраля 1944-го в связи с 26-й годовщиной Красной Армии говорилось: «Великая победа одержана советскими войсками под Ленинградом. Наши войска взломали мощную систему долговременных, глубоко эшелонированных укреплений противника, разгромили сильную группировку немецких войск, полностью освободили Ленинград от вражеской блокады и варварских артиллерийских обстрелов. Советские воины завершают очищение от фашистских извергов Ленинградской и Калининской (ныне Тверской. – Я.Е.) областей и вступили на землю Советской Эстонии».

То был «манифест», обращенный к армии и всему народу. А издавались, кроме того, именные приказы Сталина высшим военачальникам, дравшимся под стенами Ленинграда. Чуть более чем за месяц, с 19 января по 24 февраля, три командующих были «одарены» десятью «высочайшими» благодарностями. 19 января Леонида Говорова отметили за взятие Красного Села и Ропши. Москва салютовала победителям 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий. 20 января настала очередь Кирилла Мерецкова, вернувшего России былинный Новгород. 20 залпов из 224 орудий!

21 января оба «больших воеводы» совместно удостоились теплого приветствия вождя. Очищена Мга! 12 залпов из 124 орудий. 24 января Говоров пожалован за овладение императорскими предместьями Северной Пальмиры – Пушкином и Павловском. 12 залпов! 26 января его же похвалили за легендарную Гатчину (недавний Троцк, а в военную пору – Красногвардейск). 12 залпов в небо Первопрестольной! 28-го Фортуна улыбнулась некогда опальному Мерецкову. Его орлы воспарили над Тосно и Любанью! 12 залпов. 29 января «почтен» выполнявший вспомогательные задания генерал Маркиан Попов (2-й Прибалтийский фронт). Железнодорожный узел Новосокольники! 12 залпов.

Метельный февраль принес новые взлеты. 1-го числа отблагодарен Леонид Говоров: он освободил город Кингисепп – старинный Ямбург, нареченный после революции именем эстонского коммуниста Виктора Кингисеппа. 12 залпов. 15-го – Верховный опять приветствовал Леонида Александровича за избавление Луги и еще 800 населенных пунктов. 12 грозных залпов. И наконец 24 февраля – общий приказ генералам Попову и Говорову по случаю вступления русских войск в город Дно. 12 залпов!

27 января 1944 года над красавицей Невой прогремел победный салют. Особого свойства! Распоряжение о нем Иосиф Сталин позволил – в виде некоего поощрительного изъятия – подписать местному, ленинградскому начальству. Документ «завизировали»: генерал армии Леонид Говоров и члены Военного совета Андрей Жданов, Алексей Кузнецов, Николай Соловьев, а также начштаба Ленинградского фронта генерал-лейтенант Дмитрий Гусев. Горожане с ликованием вслушивались в рокочущую музыку 324 орудий и восхищенно всматривались в сполохи разноцветного фейерверка. Блокада, погубившая около миллиона взрослых и детей, мужчин и женщин, закончилась, и весь мир признавал беспримерную выдержку и стальное упорство защитников града Петрова – и ратников, и цивильных лиц.

Британская газета «Ивнинг стандарт» восклицала: «Вряд ли можно найти что-либо подобное сопротивлению Ленинграда, являющемуся образцом человеческого триумфа среди немыслимых, невообразимых испытаний!»