Всем известно выражение «Дикий Запад». Оно символизировало тот беспредел, с нравами которого мы хорошо знакомы по многочисленным американским вестернам. Но и остальные районы Штатов тогда не сильно отличалась от «Запада». Немногочисленные отряды полицейских во многих городах даже и не пытались устанавливать порядок. Они не пользовались доверием населения, которое больше опасалось самих блюстителей порядка, чем бандитов. Нужна была какая-то сенсация, крупные заголовки в газетах, чтобы привлечь внимание общественности к создавшемуся в стране положению.

Первый «крышеватель»

Будущий детектив-инспектор Томас Бернс родился в 1842 году в бедной ирландской семье, позже переехавшей в Америку. Томас не получил даже общего образования и до конца своих дней так и не освоил английскую грамматику. Зато еще ребенком он познакомился с беднейшими районами Нью-Йорка, прекрасно знал злачные уголки с их убежищами для преступников всех мастей, превративших после окончания Гражданской войны город в «подлинную Гоморру», как отметил один из историков.

Став рядовым полицейским, он изучил не только все улочки «темных» районов, откуда пополняли свои ряды банды грабителей, воров, взломщиков и жуликов всех мастей, но был знаком с их главарями и помощниками. Он не раз посещал магазинчик королевы скупщиков краденого мадам Мандельбаум, где можно было встретить кого угодно, начиная от крупного политика и кончая последним бродягой. Именно здесь разными темными личностями было сбыто товаров более чем на десять миллионов долларов!

От его всевидящего ока не ускользали ни специальные «школы» для подготовки воров, ни места, где планировались налеты и ограбления поездов. А многие адвокаты, занимающиеся спасением от рук правосудия убийц, картежных шулеров, содержателей борделей и фальшивомонетчиков, числились в его друзьях. И все эти знания приносили доход Бернсу.

Кого-то он арестовывал и отправлял в тюрьму, а кого-то оставлял на свободе. Естественно, за соответствующее вознаграждение.

В тридцать шесть лет, после нашумевшего ареста (по доносу «стукача») банды, грабившей в Манхэттене сберкассы, Бернс стал шефом влачившего жалкое существование отдела уголовного розыска нью-йоркской полиции, а уже через два года в его штате числилось сорок вымуштрованных сотрудников.

Уже первое крупное спланированное им мероприятие показало, что он не зря собирал сведения, добытые тяжелым трудом рядового полицейского. Зная, что излюбленной ворами зоной является Уолл-стрит, он создал там «мертвую зону», где мгновенно подвергался аресту каждый проникший сюда преступник. Вскоре этот район стал совершенно спокойным, а Бернс регулярно собирал с местных финансистов «дань». Можно сказать, что он, говоря современным языком, стал для «денежных мешков» первой в мире «крышей».

Для большей надежности Бернс заставлял своих сотрудников запоминать физиономии преступников, чтобы потом среди прохожих легко опознавать их не только по фотопортретам. В 1886 году он даже издал специальный сборник «Профессиональные преступники Америки», в котором также приводил описание методов их работы. Этот альбом вскоре стал настольной книгой для многих полицейских.

И слава и позор

Для того чтобы раздуть свою роль в борьбе с преступностью, Бернс в доме напротив своего бюро создал своеобразный музей, стены которого украшали портреты преступников, которых арестовывал его отдел, в шкафах находились принадлежащее им оружие, орудия взлома, отмычки, маски, а с потолка как символ расплаты свисала веревочная петля. Эту выставку по приглашению Бернса посещали не только журналисты и любители криминала, но здесь зачастую проводились допросы арестованных, чтобы те чувствовали полную безвыходность своего положения и не очень-то запирались.

Успехи действительно были впечатляющие, о чем и не замедлил сообщить Бернс в своем отчете: «В течение четырех лет до создания мною отдела уголовного розыска полицией было арестовано 1 943 человека, которые были осуждены в общей сложности всего на 505 лет тюремного заключения. За четыре же года нашей работы арестовано 1 324 человека, и приговорены они к 2 428 годам заключения».

Позже, защищаясь от предъявленных ему обвинений во взяточничестве, Бернс говорил, что с его помощью было осуждено гораздо больше преступников, чем Сюртэ и Скотленд-ярдом вместе взятых. Более того, когда в Лондоне полиция не смогла выловить убийцу, прозванного Джеком Потрошителем, Бернс громогласно заявил, что если бы тот орудовал в Нью-Йорке, то он наверняка добрался бы до него.

Вместе со славой росло и состояние, нажитое Бернсом путем вымогательства различных взяток и откупных, получаемых от содержателей злачных мест. Но сколько веревочке ни виться, а кончик найдется. Все его «левые» делишки закончились в 1894 году, когда полицию Нью-Йорка и его самого обвинили в получении отступных от содержателей борделей и притонов. Разразился скандал. Для разбора обвинения была создана специальная комиссия. Хотя Бернсу и удалось как-то объяснить происхождение своего богатства, но пришлось признать, что те заведения, которые не «давали на лапу» полицейским, тут же «засвечивались» и прикрывались.

По этому поводу газета «Уорлд» с иронией писала: «Если Бернс, которого называли величайшим сыщиком Нью-Йорка и всей Америки, не знал, что годами происходило у него под носом, то, видимо, он слишком плохой детектив, чтобы идентифицировать лимбургский сыр, не попробовав его на вкус».

Бернсу — «мастеру саморекламы, шарлатану, умеющему делать деньги, но несмотря на все это, криминалисту по призванию» — пришлось уйти в отставку, однако далеко не скромным пенсионером, получающим 3 000 долларов в год. На знаменитой Пятой авеню он имел доходный дом стоимостью в 500 000 долларов. И еще кое-что «по мелочи», правда, представляющей довольно солидный капитал, дающий немалый доход.

Этот неутомимый Форо

Введенные Бернсом методы выслеживания преступников и их опознание хотя и приносили свои плоды, но все с большим трудом добытые обвинением факты зачастую буксовали перед красноречием продажных адвокатов, низводивших все улики до нуля. Под давлением общественности и особенно независимой прессы администрации города пришлось задуматься о том, чтобы улучшить работу правоохранительных органов. «Чтобы Нью-Йорк не плелся в хвосте прогресса», было решено отправить в Скотлэнд-ярд для стажировки кого-то из полицейских. Выбор пал на сержанта Форо, который на свой страх и риск пытался ввести в практику работы кроме «силовых методов» и научные методы, в том числе дактилоскопию, которой он, по мнению многих сослуживцев, любил «побаловаться».

Полученные за океаном знания вскоре пригодились. 16 апреля 1906 года во время ночного патрулирования Форо решил заглянуть в отель «Вальдорф-Астория», так как там часто останавливались богатые постояльцы, а это привлекало туда воров и взломщиков. Его внимание привлек человек в светском костюме, но почему-то выходивший из номера босиком, держа ботинки в руках. Доставленный в полицию неизвестный, говоривший, в отличие от обычных американцев, как настоящий британец, заявил, что он — Джеймс Джонс — искатель любовных приключений, и требовал немедленно вызвать британского консула.

Несмотря на угрозы получить за проявленное неуважение к иностранцу большие неприятности по службе, Форо снял у задержанного отпечатки пальцев и отослал их в Скотленд-ярд. Хотя ответ пришел только через две недели, он очень порадовал сержанта. С берегов туманного Альбиона сообщили: «Отпечатки Джонса идентичны зарегистрированным у нас отпечаткам Даниэля Нолана (он же Генри Джонс), имеющего двенадцать судимостей за кражи в отелях, разыскиваемого по делу о краже со взломом 800 фунтов стерлингов в доме знаменитого писателя. Возможно, он сбежал в США». Прилагаемая фотография не оставляла никаких сомнений — Форо задержал того, кого следовало.

Уже на следующий день нью-йоркские газеты, рассказывающие об этом событии, вышли с большими заголовками: «Полицейская наука из Индии», в которой говорилось, что опознать «гастролера» удалось благодаря новому методу идентификации — дактилоскопии. Статья была перепечатана другими газетами во многих городах, и американцы впервые узнали о рождении нового грозного оружия в руках полиции.

Журналисты даже вспомнили нераскрытое преступление, совершенное в аристократическом районе Нью-Йорка почти сорок лет назад. Тогда был убит банкир Бенджамен Натан. Парадная дверь его дома оказалась открытой, сейф взломан, золото, драгоценности и деньги на очень большую сумму из него исчезли.

Перед дознавателями прошло около восьмисот подозреваемых. Высказывались предположения, что убийцей мог стать младший сын убитого, который постоянно нуждался в деньгах и его довольно часто видели в обществе весьма сомнительных лиц. Но никаких прямых улик найдено не было. Убийство, несмотря на обещанное большое вознаграждение, так и осталось нераскрытым.

Теперь репортеры снова вспомнили это дело и, рассказывая о нем, писали, что сейчас Джозеф Форо с помощью «ящичка для снятия отпечатков пальцев» мог бы мгновенно изобличить преступника, ведь на стенах комнаты оставались отпечатки «длинных, тонких, женственных пальцев», которые, по выводам полицейских, могли принадлежать «только джентльмену».

И опять о дактилоскопии, несмотря на все усилия энтузиастов, вскоре забыли. Лишь через четыре года она нашла признание в США. И то благодаря сенсационному раскрытию тем же неутомимым Форо очередного «глухаря».

Долгий путь до признания

В 1908 году в одной из «меблерашек» на Сто восемнадцатой Ист-стрит случайно обнаружили обезображенный труп хорошенькой медсестры Нэлли Квин, о чем и сообщили Форо. Когда он прибыл на место происшествия, то застал там массу репортеров, которые в поисках следов преступления перевернули в комнате все вверх дном. Само собой разумеется, что среди множества отпечатков рук «акул пера», отыскать следы настоящего преступника было невозможно.

Помог случай. Заглянув под кровать жертвы, Форо обнаружил там никем не замеченную бутылку из-под виски. У Нэлли было очень много друзей, которые один за другим предстали перед следствием, но ни у одного из них отпечатки пальцев не совпадали с оставленными на посудине. Преступника все же удалось установить — им оказался жестянщик Джордж Крамер, который настолько удивился приходу полиции, что сразу же во всем сознался. Да, это он совершил убийство, но не по злому умыслу, а «будучи в стадии алкогольного помешательства».

Так как преступление оказалось простой «бытовухой», вся эта история выпала из сферы интересов газетчиков. Никто не стал ее раздувать. Так что опять должного интереса к дактилоскопии проявлено не было. Потребовалось еще три года умалчивания.

Брешь была пробита лишь в 1911 году, когда перед судом предстал взломщик Цезарь Целла, обокравший в центре города ателье мод. Защита вызвала пятерых свидетелей, которые под присягой показали, что подозреваемый в день ограбления находился на ипподроме, затем лег спать и до утра никуда из дома не выходил. Эту версию подтвердила и жена Цезаря. Хотя суду было очевидно, что явно подкупленные свидетели врут, но никаких веских доказательств у законников не было.

Процесс зашел в тупик. Было похоже, что подозреваемого отпустят с миром. Но тут на сцене снова появился неутомимый Форо и предъявил, с его точки зрения, неоспоримую улику: на окне, через которое грабитель проник в ателье, остались многочисленные отпечатки его пальцев. Отыскались в картотеке и идентичные отпечатки. Они принадлежали Цезарю Целла, отбывавшему ранее наказание за подобное же преступление. Вроде бы, как говорится, «суду все ясно». Но не успел Форо закончить свое, сопровождаемое смехом и язвительными выкриками из зала, выступление, как на него, высмеивая «научные методы следствия», обрушился защитник. Его поддержали и не понимающие сути метода дактилоскопии присяжные.

Но Форо хорошо подготовился к такому исходу дела, и заготовил увеличенные отпечатки пальцев Целлы, сопроводив их демонстрацию небольшим пояснением к ним. Главной идеей его выступления был тезис, что у каждого человека свои и неповторимые отпечатки пальцев, так сказать — «удостоверение личности».

Сомнения у присяжных все же оставались. И здесь решительный шаг совершил судья — он удалил Форо из зала заседаний и запер его под присмотром одного из служащих в отдаленной комнате. Затем он предложил нескольким присутствующим в зале оставить на оконном стекле отпечатки больших пальцев, а одному из них дополнительно еще и на судейском столе. Затем был вызван Форо.

Всего несколько минут потребовалось сержанту, чтобы под любопытными взглядами недоверчивой публики, вооружившись увеличительным стеклом, дать правильный ответ. Зал, будто после удачно выполненного сержантом фокуса, разразился аплодисментами. Поняв, что дело проиграно, и надеясь на смягчение приговора, Целла признал свою вину. Газетчики тут же разнесли эту историю по всей Америке.

Но все равно в метод дактилоскопии уверовали далеко не все, особенно сомневалась пишущая братия, сваливая все на счастливое стечение обстоятельств. Шутки ради, а заодно и для проверки нового метода, журналисты нашли двух неразличимых близнецов: артистов из варьете Фрэнка и Чарли Терри, и однажды большой толпой ввалились с Фрэнком в бюро Форо. «Ну, как делишки, смогли бы вы опознать этого парня, если встретитесь с ним еще раз?» «Пусть оставит отпечатки пальцев», — ответил Форо.

К вечеру вся компания вернулась, но на этот раз уже с Чарли Терри. Сержант осмотрел пальцы двойника и сухо произнес: «Это не тот человек, который был здесь утром. Должно быть это его близнец. У него другие узоры на пальцах». Нападки на Форо и сомнения в методе прекратились. Пресса стала на сторону Форо. Но до введения дактилоскопии в практику было еще далеко. Времена были не те.

Создание ФБР

Еще в 1905 году президент США Теодор Рузвельт предпринял попытки создать учреждение, которое контролировало бы неуклонное и повсеместное выполнение всех законов, так как после окончания Гражданской войны значительное число «сыскарей» занималось лишь отлавливанием налетчиков на почтовые поезда и фальшивомонетчиков. Каждый штат имел свою собственную полицию, и чтобы ускользнуть из рук правосудия, достаточно было пересечь ближайшую границу, чем зачастую и пользовались преступники. В каждом штате действовали свои законы. Например, в Северной Каролине разрешалось открытое ношение оружия, а если ты его носишь под полой, то можешь попасть в тюрьму. Зато в Южной и то и другое запрещалось, но в воскресенье можно было приходить в церковь вооруженным до зубов.

В Нью-Йорке начала века можно было купить все, в том числе даже губернаторов и конгрессменов. К полицейским в городе не было никакого доверия. Люди из общества их презирали, а беднота боялась. А так как в стране почти не оставалось честных, знающих свое дело блюстителей закона, то не было и должного порядка. Поэтому первым делом следовало объединить работу всех криминалистов страны, но это упиралось в отсутствие профессиональных кадров.

Генеральный прокурор внес в конгресс предложение о том, чтобы позаимствовать специалистов в других ведомствах, но его большинством голосов отвергли. Этот провал вызвал приступ ярости у президента. Он не только обвинил законодателей в том, что те своими действиями способствуют процветанию преступности и коррупции, но и приказал создать специальный следственный отдел, который подчинялся бы только генеральному прокурору. Штат отдела, получившего название «Бюро расследований», должны были составлять так называемые «специальные агенты», имеющие криминалистическое образование.

На первых порах штат бюро составлял несколько десятков плохо подготовленных чиновников. Кроме того, все дело с самого начала чуть не провалилось из-за открывшейся торговли должностями. Так как почти каждый конгрессмен старался провести в новую организацию своего человека, то, естественно, сотрудники бюро в поте лица старались отработать свое назначение. Неудивительно, что в бюро оказались люди с сомнительной репутацией, обвиняемые впоследствии в том, что при расследовании преступлений занимались подкупом свидетелей и присяжных, запугиванием свидетелей.

Сотрудники Бюро расследований брали взятки, торговали сведениями о конкурентах «своих» политиков, занимались шантажом и подлогами. Вместо «большой дубинки» Рузвельт получил новую, погрязшую в интригах и коррупции организацию. Тут было не до дактилоскопии.

Долгое время карточки с отпечатками пальцев преступников оставались лишь «коллекциями» при тюрьмах. Общего каталога не существовало не только в отдельных штатах, но даже и в городском масштабе. Кроме того, «балом» во многих местах правили сами нарушители закона разного ранга, для которых введение дактилоскопии стало бы даже опасным.

Зачастую американские суды, идя у них на поводу, считали снятие отпечатков у подозреваемых как посягательство на свободу личности и отказывались принимать их как доказательства. (Например, в штате Нью-Йорк закон о правомерности снятия дактилоскопического метода был принят только в 1928 году.)

Положение осложнялось еще и тем, что многие полицейские попросту не умели квалифицированно производить снятие отпечатков. Случалось даже, что сами блюстители закона подделывали их, для того, чтобы свалить вину на неугодных им лиц. Зато появилась масса «дактилоскопистов» — любителей весьма сомнительной квалификации, которые предлагали полицейским, адвокатам и прокурорам свои услуги.

Только в 1924 году удалось навести порядок в Бюро расследований, когда его руководителем стал двадцатидевятилетний адвокат Эдгар Гувер. Первым делом нового шефа стало увольнение всех сотрудников, связанных с политическими деятелями или преступными элементами. Принимать на работу с этого времени стали только тщательно проверенных специалистов. Девизом омолодившейся организации стало знание дела, верность и неподкупность.

При Гувере бюро стало профессиональным криминалистическим отделом. Ему удалось «продавить» через конгресс право бюро вмешиваться и контролировать внутренние дела любого штата. С этого момента бюро получило к своему названию слово «федеральное» и значительное количество крупных или запутанных преступлений передавались для расследования в ФБР.

Именно Гувер объединил все коллекции отпечатков пальцев, разбросанные по разным тюрьмам, городам и штатам. Но лишь в 1930 году Гувер получил официальное согласие конгресса на создание охватывающего территорию всей страны Бюро идентификации. Возникла оперативная, четко работающая служба, которой завидовали криминалисты других стран и учиться куда приезжали даже из Европы.

Дата публикации: 26 января 2007