Любимца Николая I, его «отца-командира» Ивана Федоровича Паскевича, еще при его жизни либерально мыслящие современники именовали «царским сатрапом». Однако именно войска под его командованием принесли освобождение Восточной Армении, избавив ее от сатрапов персидских.

Одержав победу, более других частей Кавказского корпуса победоносный полководец выделял лейб-гвардии Сводный полк, составленный из участников декабристского восстания.

Приступая осенью ко второй в 1827 году осаде Эривани (современный Ереван), русские расположились в двух верстах от города на берегу реки Занги. 24 сентября, после тщательной рекогносцировки, состоялся военный совет, на котором было принято решение атаковать юго-восточный угол. На вопрос Паскевича, сколько времени займет осада, ставший его главным помощником по инженерной части сосланный декабрист Михаил Пущин с удивительной точностью ответил «В Покров день покроем и крепость».

Через день на Георгиевском холме уже высилась мощная осадная батарея, с которой можно было наблюдать за всем, что происходило в Эривани. Начавшаяся затем артиллерийская дуэль снова продемонстрировала преимущества русских пушкарей. Орудия обороняющихся замолкали одно за другим, зато одно из русских ядер залетело во дворец сардара, пробив висевший на стене кабинета шахский портрет, что произвело огромное впечатление на суеверных персов. Правда, персидское ядро угодило в котел, где варилась каша на батальон егерей, но те мужественно перенесли задержку с обедом, тем более что ни раненых, ни убитых среди них не было.

В ночь с 26-го на 27-е была возведена еще одна батарея, а 28-го по крепости открыли огонь 14 тяжелых пушек. С наступлением темноты отряд генерал-майора Шабельского занял форштадт. Тогда же по негласному распоряжению Паскевича к дежурствам в траншеях начали привлекать сосланных на Кавказ офицеров-декабристов из лейб-гвардии Сводного полка, поскольку нахождение на рубеже огня давало превосходную возможность представить их к наградам.

29-го от артиллерийского огня рухнула восточная угловая башня и смежная с ней куртина. На следующем этапе планировалось с помощью подкопов взорвать стены, однако прежде подпоручик-декабрист лейб-гвардии и будущий генерал Александр Багговут под огнем неприятеля измерил глубину рва, за что сразу по возвращении был награжден Паскевичем орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом.

Иван Федорович предложил Гассан-хану сдать крепость с правом свободного выхода гарнизона. Тот попросил время, чтобы послать гонца за разрешением к принцу Аббасу-мирзе. И снова категоричный отказ: «Без посылки к Аббасу-мирзе сдаться сейчас же, – отвечал Паскевич, – иначе Гассан узнает силу русских штыков». Парламентер уехал и больше не возвращался.

Пущин со своими саперами начали продвигаться к гласису так называемой летучей сапой. Персы открыли ожесточенный огонь из ружей и немногих оставшихся пушек. Русские ответили еще более жестокой канонадой из всех орудий.

Гассан-хан с частью гарнизона вышел из города, пытаясь переправиться через реку Занг. На полпути им пришлось проходить через предместье, занятое двумя егерскими ротами. Засев за оградами, русские стрелки открыли такой убийственный огонь, что персы начали отступать, не принимая боя. Однако, когда преследовавшие их егеря, растянувшись в цепь, подошли к небольшой рощице, оттуда с дикими криками вылетели 60 всадников. Впереди несся Гассан-хан, размахивавший исторической реликвией – мечом Тамерлана.

Редкая стрелковая цепь русских не смогла помешать прорыву. Выйдя с боем из окружения, Гассан-хан уже собирался вложить меч в ножны, как вдруг из-за близлежащего холма с гиканьем и свистом выскочили уланы. Персидский военачальник помчался обратно в крепость.

Но в загоревшейся от артиллерийского огня Эривани ситуация накалилась до предела. Большая часть зданий была охвачена огнем, на улицах лежали убитые, а живые, видя сардара, кидали в него сначала проклятия, затем комья грязи. Тогда Гассан-хан предпринял вторую попытку бегства.

В темноте в условленном месте под крепостной стеной его ждал верный слуга с двумя скакунами. Опоясавшись веревкой, Гассан-хан приступил к спуску, но, когда до земли оставалось метра три, один из камней вылетел из гнезда, и сардар в течение нескольких минут раскачивался в воздухе подобно базарному акробату. Висевший на боку меч выскользнул из ножен и, звякнув о камни, исчез где-то в овраге…

А когда ноги Гассан-хана коснулись земли, слуга сообщил, что лошадей забрали айрюкцы из отряда продавшегося русским Джафар-хана, лагерь которых находится прямо за оврагом. И проскользнуть мимо них невозможно.

Чтобы хоть как-то излить свои чувства, сардар сорвал висевшие на поясе драгоценные ножны и в ярости разбил их о стену. Вернувшись обратно, он уже не имел сил, чтобы сопротивляться.

Утром 1 октября мирные жители и персидские солдаты стали спускаться к русским траншеям, расположенным у восточной стены. Из их сбивчивых рассказов следовало, что в Эривани начались беспорядки. Решив воспользоваться ситуацией, полковники Шипов 2-й и Гурко во главе лейб-гвардии Сводного полка ринулись в город.

Впереди двигались «застрельщики», возглавляемые поручиком Трегубовым и подпоручиками Ховеном, Лелякиным, Прянишниковым (двое последних – декабристы). После короткого боя авангард овладел двумя крепостными башнями. В одной из них персы попытались взорвать склад с 30 тоннами пороха, но отважный Лелякин успел затушить фитиль.

Одновременно еще две роты гвардейцев вместе с 34-м егерским и Севастопольским пехотным полками двинулись в Эривань через заваленные камнями Южные ворота. Впереди шли Красовский, Сухтелен, генерал-майор Лаптев и обер-аудитор Белов. Раздавшимся из-за ворот выстрелом Белов был убит в голову, но затем местные армяне смогли распахнуть ворота, несмотря на сопротивление последних охранников.

Сам Гассан-хан был взят в плен в мечети двумя ротами лейб-гвардии Сводного полка.

В плен попало четыре тысячи сарбазов, трофеи включали сорок девять орудий, пятьдесят фальконетов и четыре знамени. В плен взято около четырех тысяч сарбазов. На радостях победители занялись грабежом, который, впрочем, удалось пресечь достаточно быстро.

На следующий день выстроившимся на парад войскам был зачитан приказ Паскевича: «Храбрые товарищи! Вы много потрудились за царскую славу, за честь русского оружия. Я был с вами днем и ночью, свидетелем вашей бодрости неусыпной, мужества непоколебимого: победа везде сопровождала вас. В четыре дня взяли вы Сардарь-Абад; в шесть – Эривань, ту знаменитую твердыню, которая слыла неприступным оплотом Азии. Целые месяцы ее прежде осаждали, и в народе шла молва, что годы нужны для ее покорения. Вам стоило провести несколько ночей без сна, и вы разбили стены ее, стали на краю рва и навели ужас на ее защитников. Эривань пала перед вами, и нет вам более противников в целом персидском государстве: где ни появитесь – толпы неприятелей исчезнут перед вами, завоевателями Аббас-Абада, Сардарь-Абада и Эривани; города отворят ворота свои, жители явятся покорными и, угнетенные своими утеснителями, соберутся под великодушную защиту вашу. Россия будет вам признательна, что поддержали ее величие и могущество. Сердечно благодарен вам. Поздравляю вас, храбрые офицеры и солдаты кавказского корпуса! Мой долг донести великому государю истину о подвигах и славных делах ваших».

А вскоре на свет появилась новая солдатская песня, заканчивающаяся словами.

Крикнули, ударили,
Понеслись на брань –
И в секунду с четвертью
Взяли Эривань.
Граф же Иван Федорыч –
Наша голова –
Тотчас в ней отпраздновал
Праздник Покрова
И, Мирзе Мирзовичу
Снова дав трезвон,
Царство бусурманское
Захватил в полон.

Конечно, по достоинству отметил очередной подвиг своего отца-командира и император, наградивший его орденом Св. Георгия 2-го класса.

Найденный казаком в овраге меч Тамерлана был отправлен Николаю I, поместившему его в Гатчинском арсенале.

И еще один любопытный штрих. В 1960 году на «Арменфильме» была снята картина «Северная радуга», посвященная освобождению Восточной Армении. В сцене штурма Эривани есть такой эпизод. Мимо Паскевича (артист Владимир Балашов) проносят раненных. «Отец-командир» наклоняется к одному из них и спрашивает: «Кто таков?», намереваясь представить к награде. Раненный называет фамилию и сообщает, что разжалован в солдаты за участие в декабристском восстании. Паскевич отшатывается от него как от змеи и приказывает унести поскорее. Очевидно, что представлять к награде героя не будут.

В реальности, в своих донесениях императору Паскевич постарался аттестовать всех сосланных к нему в корпус офицеров-декабристов в самом выгодном свете, фактически выхлопотав им не только помилование, но и дав толчок для дальнейшей успешной карьеры (вплоть для генеральских эполетов). Что же касается, нижних чинов, то в составе лейб-гвардии Сводного полка они вернулись в столицу и продолжили службу в «материнских» частях лейб-гвардии Гренадерского и лейб-гвардии Московского полков, а также Гвардейского Морского экипажа. Император посчитал, что свою вину они «смыли кровью».