«У нас длинные руки», — предупреждал Остап Бендер членов созданного им «Союза меча и орала». С гораздо большим основанием эту же фразу могли повторить современники великого комбинатора — советские чекисты. Именно их стараниями в 1920–1930-х годах были ликвидированы многие старые враги большевистского режима — эсер Савинков, лидер басмаческого движения Энвер-паша, украинские националисты Тютюнник и Коновалец, белогвардейские генералы Кутепов и Миллер. Однако первым в этом списке был казачий атаман Дутов. В годы Гражданской войны он противостоял большевикам в Средней Азии, а после поражения вместе с остатками своих войск укрылся в Китае. Однако охваченная смутой бывшая Поднебесная империя оказалась для беглецов слишком ненадежным убежищем.

НЕ СМИРИВШИЙСЯ С ПОРАЖЕНИЕМ

Александр Ильич Дутов родился 5 августа 1879 года в городе Казанлинске Сырдарьинской области в семье генерала. Подобно отцу, юноша пошел по военной стезе и в 1904–1905 годах в чине подъесаула сражался против японцев на сопках Маньчжурии.

В 1908 году Дутов окончил Академию Генерального штаба, затем участвовал в Первой мировой войне, дослужившись до звания войскового старшины (подполковника). В марте 1917 года в качестве делегата от 1-го Оренбургского казачьего полка Александр Ильич приехал в Петроград на I общеказачий съезд. Своим красноречием он быстро обратил на себя внимание и вскоре стал председателем всероссийского «Союза казачьих войск». Вовсе не являясь сторонником самодержавия, Дутов резко выступал против царившей в стране анархии, намереваясь поддержать Корнилова в его попытках установить военную диктатуру. Однако дальше намерений дело не пошло, и после краха корниловщины Керенский предпочел сплавить его с глаз долой в родные оренбургские степи.

Популярность Дутова в те дни была велика, свидетельством чему стало его избрание на пост атамана Оренбургского казачьего войска (5 октября 1917 года). Сразу же после Октябрьской революции Александр Ильич в довольно резкой форме отказался признать ленинское правительство, арестовал местный совет и разогнал по домам скопившихся в Оренбурге «революционно настроенных» солдат-резервистов.

Фактически именно Дутов первым в России объявил войну большевистскому режиму и уже к январю 1918 года собрал под своим командованием 17-тысячную казачью армию. Его части, кроме самого Оренбурга, заняли Челябинск, Троицк, Верхнеуральск, но затем были разбиты красногвардейскими отрядами Блюхера и Каширина. Самому Дутову пришлось уйти в степи и начать партизанскую войну.

С горсткой людей он кружил между станицами, вырывался из окружений, отбивал у противника оружие и боеприпасы. По мере того как местные жители все больше начинали ощущать на себе прелести «военного коммунизма», лихой атаман становился для них защитником и героем. В его отряды потянулись не только казаки и бывшие офицеры, но и «туземцы» — казахи, башкиры, татары.

В июне 1918 года Александр Ильич подлинным триумфатором вступил в Оренбург, уже занятый другими казачьими отрядами. В качестве войскового атамана он возглавил местное краевое правительство, последовательно получил звания генерал-майора и генерал-лейтенанта и приступил к формированию Юго-Западной (впоследствии — Оренбургской отдельной) армии.

Осенью 1918 года Дутов признал власть адмирала Колчака, однако, видимо боясь соперничества, Верховный правитель назначил его на почетные, но не облеченные реальной властью должности генерального инспектора кавалерии и походного атамана всех казачьих войск. В 1919 году Александр Ильич колесил по Сибири, собирая пожертвования и улаживая конфликты между Колчаком и атаманом Семеновым. Попутно он частенько выступал в прессе по вопросам будущего устройства России, ратуя за свободу вероисповеданий, расширение самостоятельности малых народов, более активное привлечение женщин к управлению государством.

О полководческих способностях Дутова вспомнили лишь в августе 1919 года, когда судьба Восточного фронта, да и самого Колчака, по сути, уже была решена. Выправить ситуацию Александр Ильич не смог и с остатками Оренбургской армии решил прорываться в Китай. В марте 1920 года его потрепанное войско (общим количеством около 500 человек) было интернировано в пограничной крепости Суйдун.

Большинство казаков поселилось в соседнем городе Кульдже. Сам же атаман и его ближайшее окружение остались в Суйдуне и начали готовиться к новому «освободительному походу». Из уст Дутова в эти дни часто звучали заявления вроде: «Я выйду умирать на русскую землю и в Китай больше не вернусь».

ПО ПРОЗВИЩУ «КНЯЗЬ»…

А на «русской земле», точнее, на прилегающих к Китаю территориях Казахстана между тем многое изменилось. Еще в 1920 году здешние большевики фактически отказались от практики продразверстки и развернули масштабное «культурное строительство». Толковая социальная и национальная политика явно импонировала местному населению, благодаря чему почти удалось выполнить планы по хлебо- и лесозаготовкам.

Однако кое-что играло и против советской власти. Граница с Китаем практически не охранялась, в результате чего в крае процветали контрабанда и спекуляция. Вредило большевикам и типичное для них пренебрежение к религиозным чувствам жителей. Так, в Пишпекском уезде была «арестована» (термин из соответствующего официального распоряжения) и перевезена в Верный тамошняя чудотворная икона. Расстреляны несколько «контрреволюционных попов». Дутов учитывал все эти факты: не случайно для привлечения новых сторонников атаман собирался использовать имевшуюся у него другую чудотворную икону — Табынской Божьей Матери. Кроме того, неплохо владея пером, Дутов регулярно писал воззвания к советскому населению («Народам Туркестана», «К чему стремится атаман Дутов?», «Обращение к большевику», «Слово атамана Дутова к красноармейцам», «Обращение к населению Семиречья» и т. д.).

О том, что атаман ни при каких условиях не сложит оружия, прекрасно знали как в военной разведке (регистрационном отделении) Туркестанского фронта, так и в местных органах ВЧК (в Средней Азии подобные структуры назывались политбюро). И тогда было принято решение похитить либо убить Дутова. Общее руководство операцией поручили: со стороны военной контрразведки — заведующему Джанкертским регистрационным пунктом Василию Давыдову, со стороны чекистов — руководителю уездного политбюро Суворову. Непосредственно же ликвидацию атамана доверили начальнику Джанкертской уездной милиции Касымхану Чанышеву по прозвищу Князь.

В пользу его кандидатуры говорили сразу несколько обстоятельств: во-первых, он принадлежал то ли к княжескому, то ли к ханскому роду и, следовательно, мог сыграть роль человека, недовольного советской властью; во-вторых, на китайской территории проживало множество его родственников и знакомых, через которых можно было внедриться в окружение атамана, ну и, в-третьих, у Чанышева имелась собственная «команда» лично ему преданных джигитов.

В сентябре 1920 года вместе с ними он перешел границу и объявился в Кульдже. Побродив по улицам, Чанышев столкнулся с бывшим джанкертским городским головой Миловским и в беседе с ним принялся «перемывать косточки» советской власти. Именно ему первому Князь сообщил, будто в его распоряжении имеется отряд из 200 человек, с которым он свободно может поднять восстание в родном уезде.

В этот же день Миловский представил Чанышева одному из сподвижников Дутова — некоему попу Ионе. Побеседовав с Князем, тот вынес следующее резюме: «Я человека узнаю по глазам. Вы наш человек, и вам необходимо познакомится с атаманом Дутовым. Он человек хороший, и если вы будете работать на него, то он вас никогда не забудет». Затем Иона выразил готовность свести Чанышева с атаманом, но для начала предложил ему встретиться еще раз в Суйдуне.

Несмотря на свою любезность, слишком въедливый поп чем-то не понравился Князю. В Суйдун Чанышев ехал с тяжелым сердцем, подозревая, что Иона собирается заманить его в расположение белогвардейцев только для того, чтобы допросить с пристрастием. Но здесь на помощь чекисту пришел счастливый случай. Почти сразу же после приезда в Суйдун он столкнулся со своим другом детства, а ныне переводчиком Дутова полковником Аблайхановым. Именно благодаря ему на следующей день убийца и познакомился со своей будущей жертвой.

ИГРА НАЧИНАЕТСЯ

При встрече с атаманом Чанышев повторил байку о том, что располагает отрядом в 200 сабель, и выразил готовность предоставить его в распоряжение Дутова. Пока же Князь намеревался вернуться в Джанкерт и вести тайную борьбу против большевиков. Атаман, в свою очередь, попросил устроить в местную милицию своего человека (некоего Нехорошко), а также оказать помощь оружием. Поскольку просил атаман до смешного мало (три винтовки и один наган), видно, что вооружение его войска было явно недостаточным.

Вернувшись в Джанкерт, Чанышев доложил обо всем Давыдову. Советская разведка поторопилась удовлетворить просьбы Дутова, тем более что, установив наблюдение за прибывшим из Китая Нехорошко, чекисты смогли выявить всех, кто входил в состав местной белогвардейской ячейки. Другое дело, что арестовывать их пока не стали, отложив это до ликвидации самого атамана.

А ликвидация становилась все более необходимой. Еще до возвращения Чанышева, в руки Давыдова попало письмо, из которого следовало, что атаман не без успеха пытается установить союз с лидером басмачей Эргаш-беем. Альянс русских казаков с «воинами Аллаха», да еще в таком взрывоопасном регионе, как Средняя Азия, сулил большевикам серьезные неприятности.

Чанышеву приказали активизировать подготовку ликвидации, но дело осложнялось тем, что у Дутова имелись серьезные сомнения в отношении своего нового соратника. Так, в одном из своих писем он предупреждал Князя: «…я не скрою от Вас, что я принужден сомневаться и быть осторожным с Вами, поэтому впредь до доказательства Вами преданности нам я не сообщу многого… Я требую службы Родине — иначе я приду и будет плохо. А если кто из русских в Джаркенте пострадает — ответите Вы, и очень скоро». Далее следовало требование отослать в Кульджу 50 винтовок, после чего, чтобы подсластить пилюлю, Дутов сообщал: «Вы сделать это можете. И тогда поздравляю с чином и должностью высокой, почетом и уважением».

В следующем письме атаман заботливо советовал Чанышеву перевезти жену и детей в Кульджу, видимо рассчитывая использовать их в качестве заложников. Князь деликатно отклонил это предложение, но в ноябре и декабре еще пару раз навестил Дутова. Вместо винтовок он, как правило, привозил свои заверения в преданности «общему делу».

Во время последней из этих встреч Дутов, ссылаясь на свою агентуру, заявил, что чекисты собираются арестовать Князя. Чанышев заверил, что возвращаться обратно не собирается и теперь будет жить в Кульдже у родственников. Однако в Джанкерт он все-таки вернулся и уже оттуда прислал Дутову письмо, где объяснил это возвращение боязнью за судьбу своих жены, детей и родителей.

В ходе этих визитов Чанышев составил относительно полное представление о реальных ресурсах Дутова. Мобилизовав все свои силы и объединившись с другим крупным находившимся на китайской территории отрядом генерала Андрея Бакича, атаман располагал примерно 5–6-тысячным войском. С оружием дела у Дутова обстояли совсем плохо, однако втайне от китайских властей его людям удалось устроить в Кульдже завод по производству винтовочных патронов. Кроме того, сторонники атамана создали нелегальные организации в Пржевальске, Талгаре, Верном, Пишпеке, Семипалатинске и Омске. Наконец, составляя планы овладения Джанкертом, Дутов рассчитывал не только на мифический отряд Чанышева, но и на поддержку лидера басмачей Эргаш-бея.

ЛИКВИДАЦИЯ В СУЙДУНЕ

Полученная информация заставила Москву потребовать максимально скорой ликвидации атамана. Однако операция едва не сорвалась из-за начавшихся склок между представителями двух конкурирующих ведомств — Давыдовым и Суворовым. Вдобавок и сам Чанышев заставил большевиков усомниться в своей надежности. Поводом для этого стали попытки Князя использовать служебные поездки в Китай для контрабанды опия.

Решив, что его подчиненный умышленно тянет время, 5 января 1921 года Давыдов под угрозой расстрела заставил Чанышева подписать обязательство убить Дутова в течение последующих 10 дней. Сделать это не удалось, и 29 января в Джанкерте состоялось заседание руководителей всех местных силовых структур — Реввоенсовета, Губчека, милиции, военной разведки. На сей раз Князю пообещали, что если он не выполнит задание до 12 часов дня 7 февраля, то тогда расстреляют либо его самого, либо девятерых заложников из числа его ближайших родственников и знакомых…

2 февраля Чанышев и его люди тайно прибыли в Суйдун. Вечером 6 февраля Князь послал к Дутову «гонцов» — Махмуда Ходжамиарова и Мухая Байсмакова. И тот и другой были беспрепятственно пропущены охраной. Сам Чанышев подобрался к воротам и взял под прицел окна и дверь караульного помещения. Неподалеку расположились еще трое его людей — Азис Ушурбакаев, Кудек Байсмаков и Юсуп Кадыров, 50-летний Султанай Моралбаев остался возле ворот.

«Гонцы» тем временем вошли в дом. Байсмаков вместе с ординарцем Дутова остался в приемной. В кабинете Ходжамиаров отдал письмо и, когда Александр Ильич приступил к чтению, выстрелил ему в грудь. Вторым выстрелом чекист сразил находившегося в кабинете адъютанта. Падая, тот опрокинул свечу, и в кромешной тьме Ходжамиаров сделал еще один контрольный выстрел в лежавшего на полу атамана. Практически одновременно Байсмаков в приемной «уложил» адъютанта.

Услышав пальбу, казаки попытались выскочить из караулки, но тут же были обстреляны затаившимся у ворот Чанышевым; двое из них при этом погибли. Добравшись до коней, убийцы поскакали к воротам Суйдуна. На выезде из крепости они обстреляли китайский патруль, который тут же разбежался. Утром следующего дня бригада ликвидаторов благополучно добралась до Джанкерта.

Существуют, впрочем, и другие описания этого события, расходящиеся в деталях. Так, обычно указывается, что убил атамана лично Чанышев.

Любопытно, что, согласно официальной советской версии, чекисты собирались всего лишь похитить Дутова, чтобы судить его по всей форме. Для этого, мол, Чанышев или Ходжамиаров должен был оглушить атамана и, засунув его в мешок, вынести из штаба. Всерьез говорить об осуществимости подобного плана, разумеется, не приходится, и, судя по всему, он был придуман задним числом, только для того, чтобы показать стремление чекистов соблюдать нормы законности. На самом деле, особенно на последнем этапе, вся операция проводилась в режиме «нон-стоп», и ни Чанышев, ни его люди даже не собирались заниматься таким безнадежным делом, как похищение атамана из тщательно охраняемой крепости.

Дальнейшие судьбы участников «ликвидации в Суйдуне» сложились весьма драматично. Чанышев был награжден в Ташкенте орденом Боевого Красного Знамени, золотыми часами с цепью от ВЧК, наградным наганом и заодно получил пост председателя Джаркентского ГПУ. Более того, в родном городе его именем была названа одна из улиц. Однако в 1932 году в Оше он был арестован по подозрению в присвоении государственных средств и хищении. До суда не дожил — был убит якобы при попытке к бегству.

Ходжамиарова наградили золотыми именными часами и маузером с надписью: «За лично произведенный террористический акт над атаманом Дутовым». В дальнейшем занимал различные хозяйственные должности, последней из которых стала должность председателя МТС села Большое Аксу Уйгурского района Алма-Атинской области. В январе 1937 года его жена и 9-летняя дочь были зверски зарублены топорами в собственном доме, а спустя девять месяцев он был сам арестован и после годичного следствия расстрелян постановлением «тройки» УНКВД Алма-Атинской области.

Василий Давыдов как куратор всей операции получил орден Боевого Красного Знамени и золотые часы от Реввоенсовета республики. Сталинские чистки он не пережил, хотя и был расстрелян позже многих своих коллег — в 1941-м.

Казахские кинематографисты по-своему домыслили судьбу Чанышева, выведя его под фамилией Чадьярова в приключенческой тетралогии «Конец атамана», «Транссибирский экспресс», «Маньчжурский вариант» и «Кто вы, господин Ка?». По версии киношников, Князь долго работал разведчиком в Китае и уже в 1990-х глубоким стариком вернулся на родную землю.

Разумеется, это не более чем художественный вымысел, полный же комплекс документов об убийцах атамана Дутова все еще не рассекречен.

«Ликвидация в Суйдуне» была первой в череде подобных ликвидаций и, видимо, поэтому несла на себе значительный отпечаток импровизации и дилетантизма. Казахские чекисты почти не вели никакой предварительной «разработки объекта», действовали наудачу, а их внедрение в окружение Дутова в значительной степени было следствием счастливой случайности. Дальнейшие разногласия между спецслужбами и попытки самих ликвидаторов половить рыбку в мутной воде едва не сорвали всю операцию. Довести же ее до конца удалось только под угрозой казни проштрафившихся участников.

И все же начало было положено. От работы исключительно внутри страны чекисты начали переходить к работе на международной арене. А уже следующие операции советских «рыцарей плаща и кинжала» продемонстрировали, как многому они научились.

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»