Успехи советской разведки помогли Советскому Союзу быстро догнать США и Великобританию в области атомного оружия. Основная часть разоблачений советских нелегалов и шпионов на берегах Туманного Альбиона в немалой степени были связаны с передачей секретных материалов НКВД и КГБ высокопоставленными советскими перебежчиками.

Одним из первых таких перебежчиков был представитель НКВД в Европе Вальтер Германович Кривицкий. Этот видный работник советских спецслужб, живший в Европе и ставший невозвращенцем в 1937 году, владел польским, русским, немецким, французским, итальянским и голландским языками. На ряде секретных встреч с представителями МИ-5 и SIS в Лондоне в начале 1940 года Кривицкий объяснил, что тщательно спланированная политика Москвы состоит в том, чтобы поддерживать антиколониальные «освободительные» движения в Британской империи, и что чекисты, если пользоваться их терминологией, принимали «действенные меры» к освобождению колониальных народов от оков имперского правления Запада. 

В 1947 году сорвалась встреча западных министров иностранных дел с Вячеславом Молотовым в Москве – событие, которое показало серьезные изменения в послевоенных отношениях между Москвой и Западом. Тогда же Сталин принял решение создать новый Коммунистический Интернационал – Коминформ, который должен был заменить Коминтерн, распущенный во время войны.

Руководители США обнародовали доктрину сдерживания мирового коммунизма, впервые провозглашенную послом США в Москве Джорджем Кеннаном и впоследствии проведенную в жизнь в виде доктрины Трумэна и плана Маршалла. Мир разделился на два вооруженных лагеря, которым придали законную силу Варшавский договор и Североатлантический союз (НАТО). Параллельно с этим шла организация разведывательных служб.

ДЕЛО ВЛАДИМИРА ПЕТРОВА

Английская SIS в 1952 году сыграла важную роль в создании первой зарубежной разведывательной службы Австралии – Австралийской секретной разведывательной службы (ASIS). Связи были такими тесными, что в 1950-х годах офицеры ASIS называли SIS в Лондоне не иначе как своей штаб-квартирой. Для контроля за ASIS правительство Австралии создало также ведомство наподобие британского Объединенного центра разведывательных служб (JIC).

Один из самых значительных первых успехов пришел к ASIO в связи с бегством руководителя бюро советской разведки (КГБ) в Канберре Владимира Петрова в апреле 1954 года. Впервые Петров появился в поле зрения МИ-5 в 1950 году, когда офицер связи по вопросам безопасности в Австралии запросил о нем информацию как о новом секретаре советского посольства в Канберре. В МИ-5 и SIS о нем знали лишь то, что ранее он являлся секретарем советского посольства в Стокгольме. В конце 1953 года источник, близкий к Петрову в Канберре, сообщил в ASIO о том, что ранее он обдумывал возможность невозвращения на родину. 

Этим источником был, скорее всего, Михаил Белогурский – польский врач и музыкант и по совместительству агент ASIO. Он «обрабатывал» Петрова почти два года: угощал его дорогими винами и изысканными блюдами и возил к проституткам в район Кингс-Кросс в Сиднее. В обмен на гарантию политического убежища и защиту 3 апреля 1954 года Владимир Петров сдался австралийским властям. Как позднее он сказал своим кураторам в ASIO, причиной послужило то, что ему понравилось жить в Австралии и он не хотел возвращаться в Советский Союз. 

На самом же деле вероятной причиной его бегства из СССР было то, что в Канберру Петрова назначил Лаврентий Берией и теперь он опасался, что его отзовут в Москву и, возможно, подвергнут преследованиям как ставленника расстрелянного министра. 

Петров ничего не сказал жене Евдокии о своих планах, очевидно предпочитая, чтобы она присоединилась к нему после того, как он окажется под надежной защитой в Австралии. История спасения жены Петрова тоже весьма любопытна. Не спрашивая ее согласия, двое крепких мужчин запихнули ее в машину, привезли в аэропорт Сиднея и насильно посадили в самолет английских авиалиний, направлявшийся в Цюрих. В аэропорту собралась толпа, которая пыталась помешать им. Во время полета капитан самолета отправил радиограмму о том, что «мадам Петрова, по-видимому, боится своих русских сопровождающих». Когда самолет приземлился в австралийском аэропорту Дарвина для дозаправки, с ней встретился представитель администрации Северной Территории (штат Австралии) некто Р. Лейдин. 

Он спросил у Петровой, не желает ли она просить защиты у правительства Австралии. Другие австралийские официальные лица в это время беседовали с ее сопровождающими, которые, наблюдая за своей подопечной, рванули к ней. Один из сопровождающих полез в карман. Полицейский немедленно остановил его и, обнаружив заряженный пистолет в его внутреннем кармане, разоружил. У другого русского нашли оружие в кобуре под пиджаком. 

Последовал скандал, поскольку полиция предупредила этих двоих, что провозить оружие в самолете противозаконно. Евдокия Петрова позвонила по телефону своему мужу, который, как она теперь поняла, был жив, и после этого официально попросила у властей Австралии политического убежища, которое ей и было предоставлено. Позже супруги жили в Австралии под вымышленными именами.

Владимир и Евдокия Петровы дали ASIO важную информацию о советской разведке. Оказалось, что Евдокия Петрова была далеко не простым сотрудником в советском посольстве в Канберре, а шифровальщицей. 

Эти подробности не были известны МИ-5 и SIS. Владимир Петров не успел захватить с собой словарь кодов и шифров, когда переметнулся на сторону противника, но смог передать ASIO «важную информацию о людях и кодовых именах на период с 1945 по 1948 г.». Он также сообщил о двух советских агентах – Берджессе и Маклине, членах «кембриджской пятерки», которые, как выяснилось, жили тогда в Куйбышеве.

По иронии судьбы в обязанности Петрова как главы советского разведывательного пункта в австралийской столице также входило предотвращение побегов советских агентов на Запад.

У ASIO ушли годы на то, чтобы отследить всю информацию по советским шпионам в Австралии и Великобритании, предоставленную Петровым. Последствия бегства супругов вышли далеко за рамки контрразведки и имели драматические политические последствия. Правительства Австралии и СССР разорвали дипломатические отношения, которые были восстановлены только в марте 1959 года.

ДЕЛО ИГОРЯ ГУЗЕНКО

По отношении к Австралии, где работала семья шифровальщиков Петровых, территория, на которой работал шифровальщик Игорь Гузенко, географически находилась на диаметрально противоположной стороне земного шара – в Канаде. Канадская разведслужба КГБ была организована сразу же после начала Второй мировой войны. С лета 1943 года она возглавлялась военным атташе Николаем Заботиным и была совсем небольшой: 3–4 человека в Оттаве и Торонто и 2–3 человека в Монреале. В эту группу входил и шифровальщик Игорь Гузенко.

Несколько слов об этом человеке. Он родился в бедной семье в 1919 году, в разгар Гражданской войны. Несмотря на то, что все его родные были приверженцами царской России, Гузенко вступил в ВЛКСМ. Три года он изучал архитектуру, но война разрушила его планы. В 1941 году Гузенко направили в московскую школу военной разведки, где он изучал шифровальное дело. Его считали одаренным работником.

В первые годы работы структура военного атташе Заботина была занята вербовкой агентуры. К концу войны резидентура состояла из 17 официальных советских сотрудников и около 12 лиц из числа канадских граждан. Особое место среди агентов Заботина занимал Алан Пун Мэй (псевдоним Алек). Опытный физик-экспериментатор, британский государственный служащий, он побывал в 1936 году в России и слыл человеком левой ориентации. В скором времени был направлен в Канаду в составе исследовательской группы, занимающейся атомной проблематикой.

Следуя указаниям Москвы, Заботин в 1943 году вошел в контакт с Аланом Мэем и стал получать от него информацию о ходе атомных исследований. В 1945 году по просьбе Заботина Мэй передал лабораторные образцы урана-235 и урана-225, которые были срочно направлены в Москву. И уже на следующий день после бомбардировки американцами Хиросимы Заботин отправил в Москву шифровку с полученными от Мэя сверхсекретными сведениями об атомной бомбе: 

«Директору. Факты, приведенные Алеком: «Испытания А-бомбы были проведены в Нью-Мексике. Бомба, сброшенная на Японию, была из урана-235. Известно, что дневной выпуск урана-235 на магнитной обогатительной установке в Клинтоне составляет 400 г. Выход «49», очевидно, в два раза больше (некоторые графитные установки рассчитаны на 250 мегаватт, то есть на выпуск 250 г в день). Научные достижения в этой области решено опубликовать, но без технических деталей. Американцы уже выпустили книгу на эту тему; 2) Алек передал нам платиновую пластинку, покрытую тонким слоем урана-233 в виде окиси, вес которого 163 микрограмма».

Политическую информацию добывали Кетлин Мери Уиллшер и Эмма Войкин. Для Эммы Войкин, например, Советский Союз представлялся страной счастья, и агенты Заботина старались поддерживать ее восторженное отношение к России. Когда майор Соколов и его жена начали «обрабатывать» эту дочь русских эмигрантов, она уже потеряла мужа и ребенка, находясь в тяжелом материальном положении. Но работником она была знающим, и в феврале 1944 года из паспортного отдела департамента иностранных дел ее перевили в особо секретный шифровальный отдел. В октябре того же года Эмма Войкин согласилась передавать Соколову секретные материалы департамента иностранных дел. В январе 1946 года она обратилась в посольство с просьбой о предоставлении ей советского гражданства, но вскоре ее арестовали.

Еще одна группа информаторов была создана помощником Заботина майором Роговым. В эту группу вошли четыре канадских государственных служащих – Дэвид Гордон Лунан, Дарнфорд Смит, Нед Мазералл и Исидор Гальперин. Главной задачей Лунана было собирать факты и информацию от остальных участников. Дарнфорд Смит, инженер Национального исследовательского совета, поставлял информацию по радиотехнике и оптике и о работе секретного совета по исследовательским проблемам. Нед Мазералл также работал в Национальном исследовательском совете – в самом секретном отделе, который занимался радарами, техническими аспектами радиосвязи и воздушной навигации. Исидор Гальперин – профессор математики и эксперт в области артиллерии и взрывчатых веществ. Вскоре Гальперин представил Рогову обширный отчет о работе Канадского института военных исследований и развития, о его заводах и лабораториях, включая опытный завод по производству взрывчатки. На основе информации, полученной от других агентов, Лунан составлял обобщенные отчеты для Заботина, который переправлял их в Москву.

С точки зрения руководителей разведки, одним из самых ценных агентов был знаменитый химик и состоятельный человек Раймонд Бойер по кличке Профессор.  

Советский военный атташе так характеризовал Бойера: «Самый лучший специалист по взрывчатым веществам на Американском континенте. Дает полную информацию о взрывчатых веществах и химических заводах. Очень богат. Боится сотрудничества».

Когда подошел срок окончания командировки в Канаду, Игорь Гузенко и его жена не захотели возвращаться в СССР. Он взял из сейфа военного атташе секретные документы и был уверен, что в критический момент, предъявив эти бумаги, сможет доказать, что является настоящим перебежчиком, а не провокатором.

Когда в правительстве Канады документам Игоря Гузенко не поверили, а газеты отказались иметь с ним дело, бывший шифровальщик обратился в Министерство юстиции, а потом через Министерство иностранных дел попал к премьер-министру Маккензи Кингу. Тот оказался перед нелегким выбором: с одной стороны, он не верил в подлинность документов и в правдивость слов неизвестного ему Гузенко и подозревал, что некие антисоветские силы просто хотят раздуть скандал, с другой стороны, документы подтверждали факт похищения атомных секретов и других государственных тайн, и соображения национальной безопасности требовали тщательного расследования.

Николай Заботин сразу же понял, что исчезновение шифровальщика, три дня не появлявшегося на работе, не сулит ему ничего хорошего. Он направил на квартиру Гузенко группу захвата. Но чета Гузенко предусмотрительно укрылась в квартире соседа и, когда бывшие коллеги выломали замок, вызвала полицию. Именно этот ночной налет и спас Гузенко. Следующим утром полиция взяла под охрану чету Гузенко. Теперь они были недосягаемы для советских разведывательных органов.

Тем временем в условиях строжайшей секретности канадскими спецслужбами были исследованы бумаги и документы Гузенко.

К суду, который начался в Канаде в мае 1946 года, были привлечены все агенты Николая Заботина. Алана Пуна Мэя судили в Англии, а остальных в Канаде. Дело каждого подсудимого рассматривалось отдельно, и суд продолжался до 1948 года.