РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №16(350), 2012
«Комнатная» гвардия Петра III
Михаил Сафонов
историк
Санкт-Петербург
3687
«Комнатная» гвардия Петра III
Петр Федорович и фарфоровые солдатики из его коллекции

Характернейшей чертой политической жизни России XVIII века было скрытое противостояние Малого и Большого дворов, таившее в себе предпосылки для дворцового переворота.
Камнем преткновения для Большого двора императрицы Елизаветы Петровны и Малого двора великого князя Петра Федоровича стал вопрос о существовании неформальной военной единицы наследника престола – так называемой «комнатной» гвардии Петра III.

По словам матери великой княгини Екатерины Ангальт-Цербстской принцессы Иоганны Елизаветы, в мае 1746 года в отношениях Малого и Большого дворов имел место настоящий кризис, после которого режим содержания наследника начал резко ужесточаться и в конце концов принял формы «некого рода политической тюрьмы». Прежние воспитатели великого князя были отставлены, а надзирать за Малым двором в качестве обер-гофмейстера назначили артиллерийского генерала Василия Аникитича Репнина. К Екатерине же была приставлена статс-дама Чоглокова, исполнявшая должность обер-гофмейстерины. При этом камер-лакеев наследника братьев Чернышевых Андрея, Алексея, Петра, сыновей «лейб-компанцев», отстранили от должности и назначили служить в армейские полки в чине поручиков. Но к месту службы они не поехали, а оказались в Тайной канцелярии. Вместе с ними был арестован еще целый ряд лиц из «обслуживающего персонала» Малого двора: Румберг, Долгов, Леонтьев. Самого старшего из них, Румберга, отправили в Москву в контору Тайной канцелярии. Прочие же лакеи в чине поручиков были разосланы по дальним армейским полкам.

В своих мемуарах Екатерина II пыталась представить случившееся как некую любовную историю: ее, дескать, заподозрили в любви к камер-лакею Чернышеву (в различных редакциях воспоминаний имя одного из братьев названо различно – вначале Петр, а потом Андрей). Чтобы поссорить великокняжескую чету, из мухи сделали слона. «Подозреваемого» вместе с братьями удалили, а за супружеской парой установили неусыпный надзор.

Примечательно, что Екатерина упомянула лишь о ссылке троих Чернышевых и ничего не сказала об удалении других камер-лакеев. Видимо, ей бы пришлось придумать, что их всех тоже подозревали в амурных симпатиях к жене наследника. А это выглядело бы не очень убедительно. Особенно нелепо было бы подозревать в «амурах» с великой княгиней старого шведского драгуна Румберга, служившего еще в войсках Карла XII.

В действительности же подлинной причиной этих репрессией было создание при Малом дворе «так называемого полка Его Высочества», иными словами, «комнатной» гвардии Петра III.

За две недели до назначения генерала Репнина канцлер Бестужев, державший наследника под неусыпным контролем, составил инструкцию для обер-гофмейстера. В этом документе есть один важный – шестой – пункт, который, к сожалению, не обратил на себя внимания исследователей: «Для соблюдения должного себе респекта всякой пагубной фамильярности с комнатными и многими другими служителями воздерживаться имеет, и мы всем повелеваем их в пристойных пределах содержать, никому из них не позволять с докладами, до службы их не касающимися, и иными внушениями или наущениями к его высочеству подходить и им всякую фамильярность, податливость, притаскивание всяких непристойных вещей, а именно: палаток, ружей, барабанов и мундиров и прочее – накрепко и под опасением наказания запретить…»

Из этих слов явствует, что комнатная прислуга, с которой Петр был на короткой ноге, использовалась им не по прямому назначению. Лакеи имели какие-то посторонние доклады великому князю, делали его высочеству «внушения» и «наущения», приносили ему военную амуницию.

Далее следует, пожалуй, самое любопытное: «…Яко же мы едва понять можем, что некоторые из оных продерзость возымели так называемый полк в покоях его высочества учредить и себя самих командующими офицерами над государем своим, кому они служат, сделать, особливые мундиры с офицерскими знаками носить и многие иные неучтивости делать, чем его высочество чести крайнейшее предосуждение чинится, военное искусство в шутки превращается, а его высочеству от столь неискусных людей противные и ложные мнения об оном вселяются…»

Оказывается, в покоях великого князя было создано особое военное подразделение, члены которого обучали Петра военным приемам. Причем, и это представляется особенно существенным, в созданном подразделении великий князь не был командиром. Он не учил, а учился военному ремеслу. В этом «полку» из комнатных служителей были особые мундиры с офицерскими знаками, имелись ружья, палатки, барабаны и другая военная амуниция.

В исследовательской литературе принято усматривать в 6-м пункте этой инструкции ярчайшее свидетельство инфантильности Петра: в семнадцатилетнем возрасте он продолжал играть в солдатиков. Однако дело обстояло значительно серьезнее, чем это может показаться на первый взгляд. Характерно, что императрица Елизавета ничего не имела против военных наклонностей племянника и даже сама поощряла их. Она пришла в умиление, когда он со своим воспитателем рисовал мелом на полу план крепости. Императрица сама подарила Петру собрание оружия – «военную залу», купленную у его бывшего наставника. Однако «военные забавы» наследника, их направленность и тайный характер не могли не вызывать у нее тревоги.

Разумеется, созданная полулегально собственная военная единица наследника, которая могла бы быть успешно использована либо для охраны великого князя, либо для каких-либо наступательных действий, не могла не вызывать у императрицы опасения. Недаром же Петр много позже, весной 1762 года, заявлял саксонскому дипломату Брюлю: «Меня держали в рабстве, причем все-таки обнаружилась некоторая слабость; оставили в моем распоряжении пятьсот человек хорошо обученных солдат, при помощи которых я бы легко мог арестовать императрицу и завладеть престолом. Исполнение этого предположения, которое столь занимало меня, не представляло бы значительных затруднений, потому что ему благоприятствовало положение дворца Марли, в котором жила императрица близ Петергофа, однако мое добродушие остановило меня, и я не воспользовался столь выгодными условиями для моего предприятия».

Хотя рассуждения наследника относятся к гороздо более позднему времени, тем не менее опасение, что он может воспользоваться имевшейся у него под рукой военой силой, существовало всегда. Именно этим опасением объясняется рассылка комнатных служителей по гарнизонам поручиками, содержание Чернышевых за их «продерзость» в Тайной канцеляриии и отсылка Румберга в Москву, в контору этого учреждения. И по возрасту, и по военному опыту он более всего подходил в командующие этой «комнатной» мини-гвардии Петра.

Очевидно, одной из важнейших задач только что назначенного генерала Репнина было не допустить образования никаких новых подразделений подобного типа. Показательно, что был установлен новый порядок службы лакеев. Они должны были сменяться каждую неделю. Но Репнин с этой задачей не справился. Может быть, вполне умышленно. Военные упражнения, так возмутившие и напугавшие императрицу, не только не прекратились при Репнине, но стали еще более интенсивными.

Летом 1746 года в Петергофе Петр Федорович опять завербовал всех своих кавалеров и лакеев и устроил под окнами караул – полутайно, полуоткрыто. «Полутайно», потому что в мае ему категорически было запрещено это делать. «Полуоткрыто», потому что Репнин, который должен был пресекать малейшие поползновения, вовсе не возражал против них. Согласно запискам Штелина, «все употребляется на забавы, на пригонку прусских гренадерских касок, на экзерцицию со служителями и пажами».

В отсутствие Елизаветы Петровны Петр выпросил себе разрешение отправиться в свой Ораниенбаум. «Как только он там очутился, – писала Екатерина, – все стало военным; он с кавалерами весь день проводил на карауле или в других военных упражнениях». Петр «завербовал всю свою свиту; камергерам, камер-юнкерам, чинам его двора, адъютантам, князю Репнину и даже его сыну, камер-лакеям и даже садовникам, всем было дано по мушкету на плечо; его императорское высочество делал им каждый день учения, назначал караулы; коридор дома служил им кордегардией, и они проводили там день».

Характерно, что теперь в его «полку» обучаются не только лакеи, но и кавалеры Малого двора. «Так впервые, – свидетельствовал Штелин, – высказалась в большом размере страсть к военному (militaire marrotte) в его высочестве устройством роты из придворных кавалеров и прочих окружающих великого князя. Он сам – капитан, князь Репнин – его адъютант. Вечером и утром стрельба с вала крепости, сигналы, ежедневные учения, маршировка, маневры с огнестрельным оружием, с 4 часов после обеда до позднего вечера».

Показательно, что даже сын Репнина Николай, к Малому двору официально не принадлежавший, принимал участие в «экзерцициях». «1746-й двор великого князя провел в Ораниенбауме, – писал Штелин. – Там была выстроена крепость и зала с несколькими отделениями…»

Весной 1747 года Репнина, допустившего все это, заменили Чоглоковым.

О причинах удаления генерала Екатерина рассказывала несколько раз и каждый раз по-иному. Однако она так и не открыла истиной причины его опалы. И это само по себе в высшей степени интересно и требует объяснения.

Согласно автобиографической записке, написанной еще при жизни Петра, Репнин был удален потому, что являлся преданным другом Екатерины.

В первой редакции мемуаров его главная «вина» состояла в том, что он допускал веселье в великокняжеских покоях, а Чоглоковы веселья не любили. Во второй редакции причиной удаления названо расстроенное состояние здоровья генерала. Между тем подлинная причина отставки, а потом немилости Репнина заключалась в том, что он допустил «военные игры» при Малом дворе.

Недвусмысленное указание на это содержится в «Записках» Штелина: «Возвращение из Ораниенбаума в Летний дворец. Экзерциция с служителями и пригонка амуниции продолжаются потом, к величайшему неудовольствию императрицы. Ложный доклад об этом ее величеству Репнина был открыт после тончайшего исследования. Чрез это он лишился доверия императрицы и вскоре после этого был послан при вспомогательном войске к союзной армии в Германию…и умер на обратном пути».

Показательно, что Чоглоков сразу же стал «закручивать гайки». Он начал с того, что в апреле 1747 года три или четыре камер-пажа великого князя были арестованы, а кавалерам запретили входить в комнату великого князя. Чоглоков «принудил его, чтобы он оставался один на один с одним или двумя камердинерами, и как только замечали, что он к кому-нибудь привязывался более, чем к другим, того удаляли или отправляли в крепость». Камергера Дивьера и камер-юнкера Вильбоа выслали в армию. Недаром Штелин писал, что с назначением Чоглокова «все переменяется при дворе, но к лучшему», то есть никаких военных подразделений. С тем, ради чего он был назначен, Чоглоков справился.

Разве Екатерина не знала о «неверном докладе» Репнина и «тончайшем исследовании», которое привело к окончательному падению обер-гофмаршала? Конечно, мемуаристка, пыталась представить эти военные учения как нелепые, ребяческие забавы мужа. Однако, если речь шла только о дурачествах инфантильных подростков, это не могло бы вызвать таких опасений при Большом дворе и столь сильных преследований «провинившихся».

Почему же Екатерина не рассказала правду?

А дело объясняется просто. То, что Екатерина старалась представить как нелепые ребячества, в действительности не являлись таковыми. Все это было серьезно и потому вызывало опасение у Елизаветы. Более того, Екатерина утаивает подлинную роль Репнина по той простой причине, что занятия мужа, генералом допускаемые, ей самой были на руку и именно потому, что обер-гофмейстер благоволил к ней, он поощрял военные занятия мужа. Если бы читатель узнал, что Репнин подвергся немилости только за то, что не пресекал военные ребячества Петра, стало бы понятно, что это были вовсе не ребячества. Другими словами, военные экзерциции мужа Екатерина считала полезными для себя, и, по всей видимости, она не только поощряла их, но и сама по мере возможности принимал в них участие.

Когда Екатерина пишет о том, что Петр тайно обучал военному делу своих лакеев, она замечает, что, кажется, и у нее «был чин». Признание в высшей степени интересное. Тут же мемуаристка признает, что в то время она была «поверенной» ребячеств Петра. Не покажется странным и то, что после того, как Чоглоков удалил любимых камердинеров и кавалеров великого князя, именно Екатерина поддерживала с мужем долгие «разговоры о подробностях по военной части».

Не должно удивлять, что летом 1747 года в Петергофе, когда Петр «не смел больше составлять полки из своих приближенных», он обучал военным упражнениям Екатерину. Благодаря этому она умела исполнять «все ружейные приемы с точностью самого опытного гренадера». Он также ставил супругу в караул с мушкетом на плече по целым часам у двери, которая находилась между их комнатами.

Выходит, Екатерина заменяла камергеров и камер-лакеев Петра в его военных упражнениях. И делала это вполне добровольно. Ибо отношения между супругами были вовсе не таковы, чтобы она стала бы безропотно выполнять то, что ей велел муж, если не считала это полезным и целесообразным.

Сама Екатерина, не любя охоту, постоянно стреляла уток и упражнялась в верховой езде. Ездила по-мужски, в мужском костюме, в мужском седле.

Показательно, что эта крепость, выстроенная на южной стороне Ораниенбаумского дворца, недалеко от ворот Парадного двора, на лугу, за Утиным прудом, была названа в честь жены великого князя «Екатеринбург». Не удивительно: Екатерина была соучастницей военных занятий своего мужа.

Оба они тогда понимали, что для сохранения Петра в качестве наследника необходимо располагать хотя бы минимумом военной силы. В том случае, если Елизавета решила бы переменить престолонаследие в пользу того или иного члена Брауншвейгского семейства, великокняжеской чете пришлось бы отстаивать свои права или просто защищать собственную жизнь. А такие опасения существовали, и весьма серьезные. Недаром о них доносили иностранные дипломаты.

Несомненно, у Петра была прирожденная склонность к военному делу. Но она поощрялась Екатериной. Будущая Екатерина II прекрасно понимала значение военной силы в борьбе за трон. Не случайно, когда в начале 1749 года Елизавета оказалась при смерти, «комнатная» гвардия была уже распущена, а наследника с супругой содержали почти как государственных арестантов, великая княгиня сообщила мужу, что у нее есть полк Чернышева, и назвала имена нескольких капралов лейб-компании, на которых они могут рассчитывать.

«Комнатная» гвардия – это не просто эпизод военной истории России. Это важная страница из истории тайной политической борьбы XVIII века, на которой запечатлелись подлинные образы и Екатерины II, и Петра III.


Дата публикации: 5 июня 2023

Постоянный адрес публикации: https://xfile.ru/~Vy1GQ


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
11176013
Александр Егоров
1291076
Татьяна Алексеева
945635
Татьяна Минасян
474041
Яна Титова
278589
Светлана Белоусова
231084
Татьяна Алексеева
222959
Сергей Леонов
222168
Наталья Матвеева
205827
Валерий Колодяжный
203876
Борис Ходоровский
198978
Павел Ганипровский
177527
Наталья Дементьева
129008
Павел Виноградов
124743
Сергей Леонов
114062
Редакция
100662
Виктор Фишман
97617
Сергей Петров
93288
Станислав Бернев
88672