Эта криминальная история нам известна по публикациям в газете «Варшавский дневник» за 1908 год и воспоминаниям бывшего начальника Московской сыскной полиции А. Ф. Кошко «Очерки уголовного мира царской России», изданным в 1926 и 1929 годах в Париже.

Данное уголовное дело было связано с таким экзотическим преступлением, как подчистка погашенных почтовых и гербовых марок. С почтовых марок вытравливались почтовые штемпели, наносился новый слой клея, и они опять выглядели как новые, только были чуть бледнее. Неискушенный человек не сразу мог отличить подделку от подлинника. С гербовыми марками происходило то же самое, только с них смывались не штемпели, а чернильные пометы чиновников.

В начале 1908 года московский почт-директор Похвистнев стал замечать, что время от времени в обращении стали появляться подчищенные марки. К весне таких фальсифицированных почтовых марок стало столько, что можно было предположить существование целой организации, специализирующейся на подделке почтовых марок, раскинувшей свои сети по всей России. Подделывались в основном марки семи- и десятикопеечного достоинства. Подчистка была настолько совершенна, что была заметна лишь через сильную лупу. С просьбой расследовать это дело почт-директор обратился к начальнику московской сыскной полиции А. Ф. Кошко.

Кошко разослал своих агентов в те места, где обычно продавались марки — в табачные, мелочные и прочие лавки. Во многих из них оказались в продаже подчищенные марки, но торговцы в один голос утверждали, что покупали их на почтамте и о том, что они фальшивые, не знали. Наконец один из лавочников — торговец селедкой — признал, что эти марки он покупал у одного почтово-телеграфного чиновника, небезызвестного марочного коллекционера. Получал он их от него со скидкой в полкопейки со штуки. Это было уже что-то. Дело в том, что Кошко уже давно обратил внимание на то, что в газетах появилось много объявлений от имени коллекционеров с предложением купить старые почтовые марки.

Начальник сыскной полиции приказал сделать обыск у этого чиновника-коллекционера, но, кроме огромных запасов старых, прошедших почту марок, у него ничего не нашли. Однако одно обстоятельство заставило Кошко насторожиться — в бумажнике у чиновника нашлась товарная накладная на получение мешка... с пером птицы из Варшавы! Зачем, спрашивается, ему нужны были перья из Варшавы, разве в Москве разной птицы мало? Чиновник был арестован и препровожден в сыскную полицию. Сначала он отпирался, но, просидев в камере двое суток и будучи вызван для очной ставки с лавочником, которому он сбывал подчищенные марки, вынужден был сознаться.

Чиновник рассказал следующее. Оказывается, месяца три тому назад на одно из его объявлений откликнулся какой-то еврей и купил у него несколько десятков тысяч использованных марок. В разговоре гость предложил чиновнику выгодный гешефт: поставить ему партию почищенных марок семи- и десятикопеечного достоинства со скидкой в три копейки со стоимости каждой из них. Тут же аферист показал образцы подчищенных марок. После некоторых колебаний чиновник согласился, и между Москвой и Варшавой по почте завязался товарообмен — туда отправлялись погашенные марки, а оттуда получались уже подчищенные. Через селедочника чиновник распространял их среди других торговцев, а иногда и сам, приходя на почтамт, продавал их артельщикам и посыльным. Вырученные деньги он отправлял подельнику через один из банков.

Вскоре у варшавского афериста появился конкурент, некий Зильберштейн, тоже из Варшавы. Он продавал подчищенные марки дешевле, чем первый и покупал дороже. На этот раз чиновнику рекомендовали пользоваться не услугами почты, а железнодорожным багажом. Он так и сделал, и неоднократно получал от него почтовые марки, упакованные в мешки с гусиными перьями, чтобы на таможне их не прощупали.

Кошко немедленно отправил на вокзал своего человека, и вскоре этот мешок был привезен в сыскное отделение. Высыпали перья, среди которых обнаружили сложенные пакетами по 100 штук 10 тысяч марок. Но как поступить дальше? Кошко ничего не стоило написать письмо варшавскому обер-полицмейстеру с просьбой арестовать этого Зильберштейна, а дальше что? Он мог от всего отпереться и мог оказаться всего лишь посредником, а нужно было ликвидировать все предприятие на корню. И тогда Кошко решил обратиться за помощью к арестованному им почтовому чиновнику. Из разговора с ним ему стало известно, что этот Зильберштейн не раз предлагал приехать в Варшаву для обсуждения более серьезного дела. Чиновник предполагал, что речь могла идти о распространении более дорогих гербовых марок. Кошко предложил чиновнику написать Зильберштейну письмо, в котором предупредить его, что для этих переговоров приедет его родной брат. Под видом этого «брата» должен был выступить сам А. Ф. Кошко. Так и сделали.

Вскоре от Зильберштейна пришло письмо, в котором он назначил встречу в Саксонском саду Варшавы. Для большей точности он попросил «брата» держать в руках номер газеты «Варшавский дневник». К назначенному сроку Кошко с двумя агентами отбыл в Варшаву.

В назначенный день и час Кошко сидел в Саксонском саду с газетой в руках. Зильберштейна нигде видно не было, лишь напротив на скамейке сидела какая-то толстая дама. Через час ожидания она подсела к Кошко и, спросив у него, откуда он приехал, согласилась показать ему Зильберштейна. Она отвела его на Трембацкую улицу и указала на столик в кафе, за которым сидел рыжеватый прилично одетый господин лет сорока. Кошко подошел к нему. После взаимных приветствий и расспросов Зильберштейн, убедился, что перед ним действительно находится родной брат почтового чиновника. Они перешли в ресторан и заказали выпивки с закуской. Захмелевший еврей перешел к делу и точно стал говорить о продаже гербовых почтовых марок, и даже показал их образцы. На это Кошко отвечал, что, прежде чем заняться таким серьезным бизнесом, ему надо посмотреть на техническую базу фабрики, и если она его устроит, он готов рискнуть. Не может ли Зильберштейн ему организовать это? Тот ответил, что может, и они договорились встретиться на следующий день в ресторане. На том и попрощались.

На следующий день Кошко был в указанном ресторане. Переодетые агенты незримо следили за всеми входящими и выходящими из него. Наконец появился Зильберштейн в компании с незнакомцем. Он представил его как Гриншпана. Гриншпан резко отличался от Зильберштейна: насколько последний был доверчив и доброжелателен, настолько первый был осторожен и скрытен. Он все время обрывал и одергивал Зильберштейна, не дозволяя ему говорить лишнего. В конце концов Кошко словно бы нехотя согласился принять участие в распространении подчищенных гербовых марок при условии введения его в курс дела и производства. Осторожный Гриншпан не дал окончательного ответа и попросил завтра опять встретиться в этом же ресторане. «Наверное, хочет навести обо мне справки», — решил Кошко. На всякий случай он решил не выходить из гостиницы и только поздно вечером принял своего агента, который следил за евреями. Оказывается, оба они жили в доме под вывеской «Переплетная мастерская Я. Гриншпана».

В тот же вечер из Москвы А.Ф. Кошко получил известие о кровавом убийстве и ограблении в Поварском переулке столицы, что требовало его немедленного присутствия в Москве. Он решил форсировать события не дожидаясь завтрашней встречи и произвести обыск немедленно. В принципе, он и так уже все знал: производство марок было организовано под прикрытием переплетной мастерской, оба сообщника живут вместе, а клей, бумага и всякие приспособления для подчистки марок годятся как для мастерской, так и для подпольного производства.

А.Ф. Кошко позвонил начальнику варшавского сыскного отделения и вместе с его и своими людьми нагрянул в переплетную мастерскую. Они застали аферистов спящими. Но при обыске ничего не нашли. Оставалась еще комната жены Гриншпана, из которой доносились вскрики и вздохи. Оказалось, мадам собирается рожать. Корчи и вскрики мадам Гриншпан показались Кошко неестественными, и, приглядевшись, он узнал в ней ту даму, которая подсаживалась к нему в Саксонском саду. Спектакль пришлось прекратить. Она поднялась с кровати, под которой был обнаружен лаз в подземелье. Принесли свечи и спустились вниз. Там оказалась просторная комната, в которой и производилось непосредственное омолаживание марок. В ней сыщики нашли спавшими двух мастеров, а также котел, в котором отпаривались марки, чертежные доски, на которых они высушивались и заново обмазывались клеем, и другие приспособления для их фальсификации.

Братьям Гриншпан ничего не оставалось делать, как сознаться и выдать других. Их деятельность оказалась только верхушкой айсберга. Обыски и аресты были произведены сразу по 17 адресам! Сыщики застали фальсификаторов в самый разгар работы: одни смывали кислотами штемпельную краску, другие подкрашивали марки, третьи утюгами проглаживали их. Работали как мужчины, так и женщины. Всего были арестованы 16 мужчин и 2 женщины. При обыске у них нашли массу старых почтовых и гербовых марок достоинством от 5 копеек до нескольких рублей и несколько миллионов марок, уже подчищенных и готовых к отправке. За 6 месяцев своей работы они успели раскинуть широкую сеть по всей России. В каждом крупном городе они имели своих агентов, вербовавших сбытчиков, и «коллекционеров», снабжавших их старыми марками. Преступная организация была настолько многолюдна, что перед Варшавской судебной палатой предстало несколько сот обвиняемых!

Масштаб деятельности фальсификаторов достиг такого размера, что в августе 1908 года Главное управление почт и телеграфов внесло в Государственную думу проект закона о замене существующих почтовых марок новыми, «резко отличающимися по цвету и качеству бумаги от настоящих». Проектом предусматривалось отпечатывать марки составом краски, «не меняющим первоначального цвета ни при каких условиях».

Вот такое, казалось бы, копеечное, но в масштабах страны, огромное по многомиллионным убыткам для казны дело было раскрыто российскими сыщиками.

Дата публикации: 14 февраля 2020