Существует мнение, что на средневековых кострах сжигали преимущественно котов — и, как правило, черных — за колдовство и контакты с нечистой силой. Это не совсем так. На суд инквизиции попадали не одни лишь коты — другим животным и птицам, особенно черным, тоже «перепадало»!

ЗООФОБИЯ У ИСТОКОВ

Средневековые процессы против животных — не просто гротескные сцены судебно-исторического театра абсурда. Они отражают образ и дух тогдашнего склада мышления — отвлеченного, склонного к ритуальному формализму, рабски послушного букве закона и сентенциям признанных авторитетов. Хранящиеся в архивах документы приоткрывают перед нами поразительные страницы истории средневекового права и, вместе с тем, культуры Средневековья вообще.

Процессы против животных, проведенные по всем правилам существующего в то время судопроизводства, впервые документально зафиксированы в XIII веке во Франции. Затем их следы обнаруживаются во Фландрии и Сардинии, далее охватывают Италию, Швецию, Германию, Нидерланды и, наконец, уже во второй половине XVI века — Англию…

КОТЫ — И НЕ ТОЛЬКО

Прежде всего, дела, возбуждаемые против животных, подразделялись на собственно уголовные и, скажем так, «политические». Первые находились в ведении судов гражданских — городских, муниципальных, королевских и прочих — тогда как вторые подпадали уже под компетенцию судов церковных — находившихся, как правило, в руках Инквизиции.

Да и костер был далеко не единственной мерой воздействия на проштрафившихся четвероногих — в арсенале средневекового законодательства существовало превеликое множество и прочих вариантов официального спроваживания на тот свет: от почти ритуального колесования до банального вздергивания на перекладине. И то, что предназначалось, по приговору, двуногим, с тем же успехом применялось и к четвероногим — особой разницы здесь не усматривалось…

Касаемо же котов и кошек, в том числе и черных — то, хотя они и были основными поставщиками живого топлива на средневековые костры и плахи, монополией на это печальное право все же не обладали. Судилища проводились не только — и не столько — над представителями кошачьего племени, но — в самых широких масштабах — и над субъектами всех прочих родов окружающей фауны: свиньями, петухами, ослами и даже майскими жуками и дождевыми червями…

В 1386 году, во Франции, свинью, одетую (надо думать, для благопристойности) в женское платье, подвергли усекновению головы и передней ноги, после чего она была вздернута на специальной конструкции виселице. К столь жестокой, хотя и странноватой казни ее присудили за два, в совокупности, преступления: сначала она разорвала лицо и руку ребенку, а уж затем его и сожрала… Так сказать, «око за око». Или — подобным за подобное. Или — с чем явился, то и получишь…

СУД СКОРЫЙ И БЕСПРИСТРАСТНЫЙ

Рассматривая братьев наших меньших в качестве наделенных разумом и сознанием, средневековая юриспруденция вменяла им безусловную способность держать ответ за свои поступки.

Во время процессов к подсудимым животным обращались судьи и прокурор, от их имени отвечали специально приставленные адвокаты. Авторитетнейшие мужи глубокомысленно вслушивались в мяуканье, блеянье и жужжание терзаемых пыткой животных, произвольно толкуя душераздирающие звуки в ту или иную сторону…

Приговор приводился в исполнение открыто, празднично, при стечении оживленных, разодетых, по случаю забавного зрелища, толп, под звон церковных колоколов. Казнь всегда поручалась только государственному палачу, а не какому-нибудь там живодеру из гильдии мясников — о чем красноречиво свидетельствуют сохранившиеся в архивах многочисленные счета мастеров заплечного дела, где скрупулезно перечисляются издержки и траты. Так, казнь крысы, обвиненной в порче семенного зерна крестьянина из Бретони и застигнутой на месте преступления, обошлась муниципальным властям в 10 су и столько же денье. Кроме того, было уплачено за одну новую перчатку для палача…

В 1565 году был сожжен, вместе со своим хозяином, мул, которому предварительно отрубили все четыре ноги — казненный дуэт, вступив в преступный сговор, совместно орудовал на поприще ночных грабителей и убийств. Ног же мул лишился перед казнью за то, что переминался оными на теле очередной (и уже последней для него) ограбленной жертвы — пока хозяин кончал ее здоровенным стилетом.

И уже в 1750 году, на закате деятельности живодерных трибуналов, в Лионе состоялся процесс, на котором ответчицей выступала обвиненная в безнравственности ослица. К чести хозяина ослицы, человека весьма состоятельного, он грудью (и, в немалой степени, кошельком) встал на защиту домашней любимицы — запасшись заступничеством местного кюре, письменно удостоверившего судебный трибунал в ее вполне целомудренном поведении. Не ограничившись этим, предусмотрительный хозяин ослицы заполучил у епископа официально составленный и заверенный церковной печатью и подписью документ, что родословная его питомицы по прямой линии восходит к той легендарной ослице, на которой Иисус Христос, Господь наш, въехал некогда в Иерусалим.

Благодаря столь мощной свидетельской обороне, обвиняемая была полностью реабилитирована, освобождена из-под стражи и отпущена с миром на все четыре стороны — вместе с ее хозяином.

Надо думать, заплати хозяин епископу больше на сотню-другую золотых пистолей, и он заполучил бы документ, что родословная его ослицы — по все той же безукоризненно прямой линии — восходит к самому Иисусу…

САТАНА НЕ ДРЕМЛЕТ

Все описанные выше случаи относились к «чисто уголовным делам». Куда сложнее обстояло дело, когда вмешивалась нечистая сила и в какое-либо животное — с какой-то неведомой целью — вселялся непосредственно сам Сатана или кто-то из его многочисленного окружения. Вот тут без Инквизиции и впрямь было не обойтись…

По учению известного богослова II века Иринея, автора основополагающего для средневековой Католической церкви сочинения «Пять книг против ересей», Дьявол получил право власти над человеком в тот момент, когда человек, под влиянием обольщения и искушения, нарушил божественные предписания и погрузился в грех. Разумеется, и обольщение, и вовлечение человека в бездну греха являются преступлением Дьявола, насильственно вмешавшегося в сотворенную Богом область — но коль скоро человек добровольно дал себя обольстить и отошел от Создателя, то Господь умыл руки и Дьявол получил полное право господства над человеком.

Со временем Сатана, поощряемый молчаливым попустительством Бога, стремительно развил бурную деятельность. В сферы влияния врага рода человеческого подпадал уже не только человек, но даже и окружающая его среда — как неодухотворенная, так и одухотворенная, не последнее место в ней занимали животные — в первую очередь домашние, как наиболее приближенные к человеку. Дьявол, соответственно, получал возможность постоянно торчать где-то неподалеку…

Борьба с Сатаною в скотском обличье была бескомпромиссной, естественно, на всех ее уровнях, но особым ожесточением она отличалась на поприще юридическом — то и дело оканчиваясь судебным расследованием и передачей дел в трибунал Инквизиции. Причем, далеко не всегда исход этой схватки был предрешен изначально — дьявольская адвокатура тоже была сильна и попеременно побеждала как обвиняющая, так и обвиняемая сторона — что свидетельствует о том, что Дьяволу порой все же удавалось выходить сухим из воды…

В пасхальные дни 1065 года епископ Лозанны, воочию убедившись, что с помощью Дьявола кудесники и чародеи превратили многих людей в червей, саранчу, жаб, майских жуков и прочее — и все они причинили массу вреда окрестным крестьянам, трижды обращался с епископской кафедры к «этим паразитам». Он требовал, чтобы они предстали в Вифлисбурге на суд — персоной собственной или через представителей. Обращение делалось епископом при звоне колоколов и в очень торжественной обстановке: крестьяне опускались на колени, трижды читали «Отче наш» и «Аве, Мария» и молились о гибели саранчи и примкнувшей к ней нечисти. Саранча и черви возбудили, однако, против епископа дело, им был предоставлен защитник, но епископ выиграл дело, и во имя Бога Отца, Сына и Духа Святого лозаннские черви были навеки прокляты. Но сила Дьявола была так велика, что оказалось бессильным даже епископское проклятие: буквально на следующий год поля Лозанны подверглись все тому же сокрушительному опустошению — к великому позору Церкви, оказавшейся слабее Дьявола…

Но в некоторых случаях Сатана попадал в капкан основательно. И тогда оглашаемый, в конце процесса, обвинительный приговор четвероногому или пернатому его соучастнику звучал подлинным торжеством Церкви и ее верной дочери Инквизиции…

Наглядным подтверждением тому может служить случай, имевший место в 1474 году в Базеле; случай этот целиком и полностью относился к компетенции инквизиторского трибунала. Многодневный процесс, на котором были явлены подлинные чудеса красноречия и идеологической стойкости — как с одной, так и с другой стороны, — окончился все же восторжествовавшей христианской справедливостью. И самоотверженные соратники Якова Шпренгера и Генриха Инститориса, авторов печально знаменитого «Молота ведьм», вырвав в беспримерной схватке у противостоящей стороны викторию, таки отправили на костер петуха, заподозренного в связи с Дьяволом. За давностью лет сейчас трудно сказать, действительно ли злополучный петух докатился, в своей дерзости против законов Бога и Природы, до того, что самостоятельно снес яйцо, или его оговорили конкуренты-собратья, но в приговоре сказано ясно и определенно: «Сжечь петуха и яйцо»…

АУТОДАФЕ ДЛЯ КОТА

Принцип: «Пытка вопрошает, а боль отвечает», успешно применяемый при дознании двуногих, столь же успешно переносился и на четвероногих. Стоит ли уточнять, что все подвергнутые пытке животные «сознавались», в итоге, в инкриминируемых им грехах?..

Документальными описаниями судебных процессов над животными — соперничающими друг с другом по части варварства и абсурдности, пестрит вся западноевропейская средневековая хроника — но даже среди всего этого, подлинным шедевром человеческой глупости и жестокости, выделяется процесс над бременским котом Мартином, обвиненном в 1633 году в самом тесном сотрудничестве как с Дьяволом, так и со всей его организацией. Протокол судилища столь любопытен, что невозможно удержаться, чтобы не привести его хотя бы в отрывках.

Процесс проходил при тщательнейшем (и буквальном!) соблюдении схемы протокола дознания, описанной (и тем полуузаконенной) во все том же «Молоте ведьм» Шпренгера и Инститориса…

Председательствовал сам архиепископ бременский Гергард, известный своей беспощадностью к приверженцам врага рода человеческого — как двуногим, так и четвероногим…

Итак…

«…— Кот Мартин, ты, который присутствуешь здесь, от всего нашего милосердия мы требуем от тебя говорить только чистую и полную правду, чтобы этот процесс, во имя сохранения и возвышения Католической веры и с благодатной помощью Иисуса Христа, Господа нашего, Чье дело мы представляем, быстро продвигался вперед и твоя совесть была бы очищена.

Итак, поклянись, положив два пальца на Евангелие, говорить только правду…

(Уж неизвестно, что там и на что именно положил кот Мартин, но, скорее всего, этот пункт опустили — перейдя к следующему).

— Назови свое имя.

(Мартин опять же не повел, видно, ухом — но за него ответили адвокат и хозяйка. Чтобы дополнительно удостовериться, что обвиняемый — именно кот, и именно Мартин, хозяйке вменили в долг перед законом окликнуть кота. Мартин, надо думать, все же откликнулся — и высокий суд был удовлетворен).

— Назови место твоего рождения.

(Совместными усилиями хозяйка и адвокат справились и с этим вопросом. Тем временем их ждал вопрос более каверзный):

— Назови имя твоих родителей.

(На этот вопрос не сумел бы ответить ни сам Мартин, ни адвокат с хозяйкой…)

— Какие молитвы тебе известны?..»

И так далее, и тому подобное…

На все остальные, начиная с этого, вопросы кот отвечал лишь презрительным молчанием — которое, в итоге, было истолковано не в его пользу.

Вследствие чего кота Мартина, закоснелого в пороках и дополнительно обвиненного в неуважении к суду, решено было подвергнуть пыткам…

Палач защемил хвост кота в щипцах и прижег его основание каленым железом. На столь радикальный метод воздействия Мартин, надо полагать, заорал благим матом — но и после этого, скорее всего, мало что добавил к своим показаниям…

После чего не раскаявшегося и так и не признавшегося ни в чем кота вернули в зал заседания Инквизиционного трибунала — для оглашения обвинительного приговора.

Чтение всех его пунктов заняло достаточно долгое время — столь долгое, что Мартин, изнуренный пытками и ошарашенный человеческим безумием, заснул, не дослушав его до конца — что тут же, со злорадной тщательностью, не преминули отметить секретари, фиксирующие ход процесса…

— Кот Мартин, уходи с миром, Церковь больше не может тебя защищать (как будто она и до этого так уж его защищала)! Она передает тебя светскому правосудию, — закончил речь епископ Гергард.

После этого кота Мартина скрутили двое дюжих судебных приставов и водрузили на уже приготовленный костер.

А после процедуры аутодафе пепел, оставшийся от Мартина — согласно все тому же сценарию ведения обвинения — развеяли по ветру, тем самым лишив несчастную Гретхен Гросс, хозяйку покойного кота, даже последнего утешения — пролить слезу над могилой четвероногого друга…

Фантастика? Побасенка из сумасшедшего дома? О, нет! Перед вами — подлинный текст протокола, зафиксированный на пергаменте и переведенный с великолепной латыни…

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Животные средневековья заплатили немалую цену — за бредовую мысль, пришедшую однажды в воспаленное воображение какого-то религиозного безумца…

«Животные — а равно птицы, гады и прочие обитатели этого мира, созданного, в своем великом могуществе и неизреченном милосердии Господом нашим, равны… с человеком в возможности мыслить и действовать — а, следовательно, и отдавать отчет в этих своих помыслах и деяниях…»

Наивное в своей безаппеляционности утверждение, способное вызвать сейчас разве что саркастическую усмешку — согласно единодушному мнению ученых, разуму животных никогда не дано сравняться с разумом человека из-за принципиально диаметрального различия в их строении... И умственным пределом любого, без малейшего исключения, животного так и останутся инстинкты — более или менее развитые.

Никогда, ни одному из животных так и не будет дано одолеть «Войну и мир», «Молот ведьм» или хотя бы Уголовный кодекс…

Никогда, ни одному животному не насладиться симфонией Моцарта, не проникнуть в таинственный взгляд Моны Лизы и не оценить философские кружева Аристотеля.

Ни одному и никогда… все остается без изменений — и ныне, и присно… и на века! А там — кто его знает.

Быть может, средневековое мнение, приближающее к нам по разуму животных, было и впрямь не так уж и далеко от истины…

Когда эта статья была уже готова, я сбросил текст на компьютер и отправился в соседнюю комнату — за диском для копии, оставив уже ненужные рукописи-черновики лежать на рабочем столе.

Вернувшись, я обнаружил возлежащую на них Марсию — свою черную, без единого пятнышка, кошку — деловито точащую когти о разложенные листы.

Завидев меня, Марсия спрыгнула со стола и неторопливо направилась к выходу — без малейших следов раскаяния или осознания вины на аспидной мордочке.

Подойдя к столу, я вгляделся… Глубокие яростные царапины «прописали» место рукописи, содержащих текст обвинительного приговора коту Мартину… Почему-то именно один этот фрагмент — все прочее так и осталось девственно нетронутым… Забавное совпадение, не правда ли?

Дата публикации: 15 апреля 2020