Французский живописец, график и скульптор Эдгар Дега – крупнейший представитель импрессионизма. Он родился в Париже в семье богатого банкира. После окончания лицея Людовика Великого учился на факультете права Парижского университета, затем в Школе изящных искусств.

В доме банкира де Га была прекрасная библиотека, старинные картины, коллекция фарфора. Он был знаком со многими художниками, однако считал, что наслаждение искусством – одно, а служение ему – совсем другое. Сын должен быть юристом.

Однажды за обедом отец с восторгом сказал:

– Я был на выставке и видел чудесный портрет молодого человека. Увы, не смог узнать имя художника. Может быть, ты случайно знаешь? – спросил он сына.

– Его имя мне известно… Эдгар де Га…, – ликуя, ответил сын.

До самой смерти банкир не простил Эдгару эту выходку.

***

В 1870 году Эдгар Илер Жермен де Га решил соединить свою дворянскую приставку «де» с фамилией Га. Так появился художник Дега.

***
Во всех источниках Дега называют импрессионистом. Он участвовал с ними почти во всех выставках, однако, в отличие от них, не работал на пленэре и мало интересовался пейзажем. Художник писал в мастерской, по воспоминаниям, предпочитал фигурные композиции, жанровые сцены и портреты. В его картинах ведущую роль играет не цвет, а рисунок, выразительность контуров и силуэтов. Проблема передачи воздушной среды и дневного света Дега не занимает, его больше интересуют эффекты искусственного освещения – свет рампы, огни кафе.

***

В отличие от большинства импрессионистов, считавших главным работу с натуры, принципом Дега было «наблюдать не рисуя, а рисовать не наблюдая». На основе многочисленных зарисовок по памяти он создавал жесты персонажей и выявлял их главные особенности.

***

Друг Дега, драматург Алеви написал комедию «Кузнечик», с большим успехом поставленную в театре «Варьете» в октябре 1877 года. Главным персонажем этой комедии был ла Сигаль, художник-импрессионист, чьи работы можно было с одинаковым успехом рассматривать и вниз, и вверх ногами.

Например, пейзаж с белым облаком, когда его переворачивали, превращался в морской пейзаж с плывущей лодкой. Дега сам сделал эскиз этого пейзажа для постановки и объяснил Алеви: «Хотя я имею основание злиться, но пьеса мне очень нравится».

***

Некий честолюбивый художник, который был высокого мнения о себе, как-то посетовал вслух:

– Как должно быть страшно, когда художник видит, что теряет талант.

– Гораздо хуже, когда он этого не видит, – моментально отреагировал Дега.

***

Один модный художник, навестив Дега, сказал:

– Живопись – предмет роскоши!

– Ваша, месье, - да, а наша – предмет необходимости, – ответил Дега.

***

В конце 1860-х годов появились первые из знаменитых танцовщиц и театральных сцен художника. Он был первым из европейских мастеров, кто совершенно по-новому увидел балет.

Однажды ему задали вопрос:

– Господин Дега, почему Вы пишете балетные сцены и танцовщиц?

– Меня называют живописцем танцовщиц; не понимают, что танцовщицы послужили мне предметом писать красивые ткани и передавать движения, – пробурчал художник.

***

Как и большинству произведений Дега, его балетным сценам присущ привкус горечи. Разрушив красивую легенду о легкости и изяществе балетного искусства, он представил его как безрадостный, однообразный, изнуряющий труд. Насмешливое восхищение «богинями сцены» звучит в сонетах художника:

Пляшите, красотой не обольщая модной,
Пленяйте мордочкой своей простонародной,
Чаруйте грацией с бесстыдством пополам,
Вы принесли в балет бульваров обаянье,
Отвагу, новизну. Вы показали нам,
Что создают цариц лишь грим да расстоянье.

***

Однажды перед витриной с выставленной «Женщиной в ванне» Дега застыл прохожий, вероятно, художник. Мизинцем он чертил в воздухе воображаемый рисунок и бормотал:

– Такой вот женский живот, как этот, – это так же значительно, как Нагорная проповедь…

Проходивший мимо каменщик также остановился перед изображением нагой женщины:

– Черт возьми! Не хотел бы я спать с этакой девкой!

***

Дега принадлежит удивительная серия пастелей обнаженных женщин – купающихся, моющихся, вытирающихся, причесывающих волосы или сидящих за туалетом, в то время как их причесывают.

В этих работах он попытался подойти к изображению обнаженных с совершенно новой точки зрения. «До сих пор обнаженная модель всегда изображалась в позах, предполагающих присутствие зрителей», – объяснял он. Вместо того чтобы показывать обнаженных моделей сознающими свою наготу и в позах, выбранных художником, Дега предпочитал наблюдать их естественную обнаженность – «как бы подсматривая в замочную скважину». Он установил в мастерской ванны и тазы и наблюдал, как его натурщицы занимались купанием и уходом за собой.

***

Окружающие считали Дега женоненавистником. Им он прослыл, возможно, из-за того, что презирал лицемерные восторги в адрес признанных красавиц.

– Почему вы рисуете женщин такими некрасивыми, мсье Дега? – как-то спросила хозяйка дома, где художник был в гостях.

– Потому что в массе они именно таковы, мадам, – подчеркнуто вежливо ответил Дега.

***

Однажды у Дега спросили:

– Есть ли разница между талантливым художником и гениальным художником?

– Конечно, талант творит все, что захочет, а гений только то, что может, – ответил Дега.

***

Как-то Дега присутствовал на торгах, во время которых цена за одну из его картин достигла баснословной по тем временам величины.

– Что ты почувствовал в этот момент? – поинтересовался один из друзей у художника.

– Я чувствовал себя рысаком, выигравшим главный приз. Ведь он-то скакал из-за лишней горсти овса, – ответил Дега.

***

Как-то Дега разговаривал с художником-карикатуристом, очень гордившимся тем, что одним из первых имел в Париже телефон.

– Ну и как он работает? – спросил Дега.

– Отлично. Вертишь маленькую рукоятку и на другом конце провода в квартире человека, которому телефонируешь, звонит звонок. Он подходит, снимает трубку, и вы говорите так легко, как если бы находились в одном помещении.

– Это действует и в обратном направлении? – задумчиво спросил Дега.

– Ну, еще бы, – ответил сияющий знакомый.

– И когда звонок звонит, вы встаете и идете к нему?

– Разумеется, иду…

– Словно лакей, – заключил Дега.

***

С годами зрение Дега настолько ослабло, что он был вынужден окончательно оставить кисть и карандаш и посвятить себя исключительно лепке. Он разминал глину или воск, и пальцы его делали то, на что уже не были способны глаза.

По мере того как его добровольное затворничество становилось все более и более полным, полутьма, в которой он жил, увеличивала его раздражительность…

Дата публикации: 4 апреля 2011