Сегодня имя этого человека покрыто пылью книжных хранилищ и известно лишь специалистам-филологам да востоковедам. Но полтора столетия назад Осип Иванович Сенковский (1800-1858), избравший себе псевдоним «барон Брамбеус», являлся властителем дум значительной части читающей России.

Знаменитый ученый, один из основателей русского востоковедения, возглавлявший долгое время журнал «Библиотека для чтения» – таковы следы его деятельности.

В упомянутом журнале впервые в России нашли отражение вопросы, являвшиеся ранее достоянием только узкого круга специалистов. Востоковедение и археология, физика и биология, история и литература, – все это излагалось в форме научно-популярного повествования. И, конечно же, все зачитывались приключенческими повестями и рассказами барона Брамбеуса, основанными на глубоком изучении этнографии Востока.

Осип Иванович Сенковский был сыном промотавшего свое состояние помещика. Закончив в 1819 году Виленский университет и по подписке собрав деньги для путешествия по странам Востока с целью совершенствования знаний языков, будущий барон Брамбеус отправился в двухгодичное странствие. Надо сказать, что некоторые восточные языки он и так знал блестяще. Этим объясняется тот факт, что говоря на чистом сирийском диалекте, в одежде жителей тех мест, ему удалось проникнуть в Нубию и Восточную Эфиопию до Дар – Махана, где европейцев практически не знали.

Вот как он сам вспоминал свою «восточную авантюру»: «Возвратясь в конурку, занимаемую в каком-нибудь маронитском монастыре, я отчаянно терзал свои силы над арабскими и сирийскими рукописями, отысканными в скудной библиотеке грамотного монаха; поспешно списывал любопытнейшие из них, читал наскоро те, которые не успел списать… и твердил их наизусть всю ночь. Два, много три часа отдыха на голой плите, со словарем вместо подушки, были достаточными для возобновления бодрости к новым столь же насильственным занятиям, которые прерывались только охотою за бегающим по стенам кельи скорпионом… С потом чела перетаскивал я свои книги с одной горы на другую – книги были все мое имущество – рвал свое горло в глуши, силясь достичь чистого произношения арабского языка, звучность которого в устах друза или бедуина, похожая на серебряный голос колокольчика, заключенного в человеческой груди, пленяла мое ухо новостью и приводила в отчаяние своей не подражательностью».

Месяцы упорного труда не прошли даром. Исхудавшего, загорелого юношу жители пустынь, с которыми Осип говорил на местных диалектах, принимали за бедуина и отказывались верить, что перед ними «франк» (европеец).

За два года странствий Сенковский настолько изучил историю, географию, торговлю и современную ему политическую ситуацию мусульманского Востока, что граф Строганов, являвшийся посланником при Оттоманской Порте, предложил ему службу в Констатинопольской миссии. Учитывая тот факт, что восточное направление во внешней политике России было всегда ключевым, становится ясным, что знания и опыт молодого востоковеда оказались востребованы. Как только Сенковский прибыл в Петербург, он сразу же попал на прием к государственному канцлеру графу Румянцеву и получил направление на службу в Коллегию иностранных дел, а так же был назначен профессором Санкт-Петербургского университета сразу по двум кафедрам – арабского и турецкого языков.

Познания новоиспеченного профессора были феноменальны. Кроме того, что он знал все европейские языки, вскоре изучил татарский, китайский и монгольский. Академия Наук, чтобы устранить возникший казус (для звания профессора Осип был слишком молод), зачла Сенковскому в послужной список два года, проведенные на Востоке.

Но Сенковский был не только полиглотом. Его познания в истории, археологии, этнографии, астрономии, философии, политической экономии и даже медицине – изумительны. Современники вспоминали, что знаменитый хирург Пирогов часами беседовал с ним на профессиональные темы. Это многознание было отмечено и в России, и в Европе. Краковский университет присвоил Сенковскому звание доктора наук, он стал членом – корреспондентом русской Академии Наук, избирался членом Азиатского общества в Лондоне и членом Общества любителей наук в Варшаве.

Знания Сенковского пригодились в тайной дипломатии. Именно он, во время войны России с Персией, подал Дибичу ноту о необходимости по мирному договору (Туркманчайский договор) получить не только куруры (контрибуцию), но и Ардебильскую библиотеку «для умножения источников наших сведений об Азии».

Александр Сергеевич Грибоедов, бывший русским посланником в Тегеране (по-персидски «вазир – мухтар») принял Ардебильскую библиотеку и множество других арабских рукописей. (Кстати именно Сенковский выступал за то, чтобы «Горе от ума», долгое время ходившее по России в списках, было опубликовано.) Но и после гибели Грибоедова 30 января 1829 года в Тегеране, их пути «пересеклись» еще раз.

Весной 1829 года посольство Хозрев – Мирзы привезло в столицу Российской империи алмаз «Шах» в качестве «компенсации» за убийство Грибоедова. В ответ на витиеватую персидскую речь с просьбой забыть инцидент, Николай I, лицезрев «алмаз – алмазов», произнес: «Я предаю вечному забвенью злополучное тегеранское происшествие». В этот же вечер Сенковский, по приглашению императора, рассмотрел надписи на алмазе. Он первым среди русских прочитал и перевел три надписи, выгравированные на гранях знаменитого «Шаха», которые были сделаны их прежними владельцами: султаном Бурханом II (султанат Ахмаднагар на западном побережье Индостана), а затем Джиган – Шахом (внук Акбара из династии Великих Моголов), прославившимся созданием одного из чудес света – Тадж – Махала.

Однако все блестящие способности Сенковского расцвели к 1834 году, когда он, по предложению книгоиздателя Смирдина стал руководить журналом «Библиотека для чтения». Искрометный талант «неистового Осипа» в первый же год принес небывалые плоды. Если в России по тем временам, издание журнала тиражом в пятьсот экземпляров считалось большой удачей, то тираж «Библиотеки для чтения» зашкаливал за пять тысяч экземпляров! Невиданное дело… И во всех разделах журнала под звучным псевдонимом «барон Брамбеус» печатался неутомимый Сенковский. С большой похвалой о его сказочной повести «Витязь буланого коня» откликнулся Пушкин, писавший Бестужеву: «Арабская сказка прелесть; советую держать за ворот этого Сенковского».

Сенковский, конечно же, уникум. В памяти одних он остался желчным острословом, способным «пригвоздить к столбу позора». Для других – был изумительным собеседником, обладавшим такой силой ума, какую мало кто мог продемонстрировать в тогдашней России. Все его повести, журнальные статьи так и сверкают блестками остроумия, которое не потеряло своего обаяния и в наши дни. Вот только некоторые из этих фраз: «Автор какой-нибудь книги есть тот необыкновенный человек, который один на всем земном шаре, прочитал ее трижды и не задремал». Или: «Красавица упала в обморок, случайно оказавшийся тут молодой человек поддержал ее. Муж принял его за любовника красавицы и зарезал. «И так, я убил его понапрасну? Очень сожалею! Не обнимай чужой жены, если ты ей не любовник…»

«Изобретатель, переделыватель, устроитель, скандалист, он берется за музыку, астрономию, химию, он делает скрипку о пяти струнах, сам обивает мебель, разводит сады, выдумывает музыкальные инструменты. И все что он делает, вырастает в фабрику, в сложное, запутанное предприятие с рабочими, немцами-мастерами, и непременно с научно-исследовательским институтом, который он сам представляет в единственном лице», – так писал о бароне Брамбеусе в одноименной книге известный советский писатель Каверин.

А вот что опубликовал журнал «Русская старина», рассказывая о последних годах жизни Сенковского: «В течении семи лет с 1842 по 1849 г. он строил свой оркестрион. Нанял и поместил в своей квартире известного фортепианного мастера, его помощника, органиста и четырех мастеровых. Он проломал пол второго этажа или потолок первого, потому что оркестрион в одном этаже не помещался. Он поместил в оркестрион десятки скрипичных, клавиатурных и духовых инструментов, особым образом переделанных, потому что в своем натуральном виде они не лезли в шкаф, служивший вместилищем оркестриона. Он превратил свой дом в фортепианную фабрику и, добившись в конце-концов цели, построил свой, ни с чем не сравнимый инструмент, издававший неподражаемые звуки, возможно близкие к человеческим голосам… Когда в одну ночь, часов около двух, задумали испробовать сей инструмент, то он издал такие потрясающие звуки, что разбудил и поставил на ноги жителей всех соседних домов…»

В этом был весь барон Брамбеус! Уж если выпускать журнал, то самый большой и лучший в России, если создавать «музыкальную машину»,- то уникальную по конструкции, громкости и качеству воспроизведения звуков. И самое интересное заключается в том, что после этих экспериментов Сенковский занялся изучением связи между теорией музыки и астрономией. Но на это уже не хватило сил.

4 мая 1858 года барон Брамбеус закончил свой жизненный путь. Как метеор он прочертил небо николаевской России и не оставил равнодушия к своему имени ни среди современников, ни среди исследователей русской литературы. А это ли не свидетельство величины личности и ее таланта?