Он – уроженец деревни в Ярославской губернии, участник Первой мировой и Гражданской войн. Революция поставила его среди тех, кому предстояло решать, куда будет двигаться новообразованная страна. Она – дочь мелкого предпринимателя из Владимирской губернии, выпускница музыкальной школы и художница, которую неудачный брак заставил поселиться у сестры в Коломне. Там они и познакомились – Иван Гронский, редактор всесоюзной газеты «Известия», и Лидия Вялова, которая в то время зарабатывала на жизнь шитьем на машинке. Он подарил ей новую жизнь, полную интересных знакомств и приключений, а она шестнадцать лет ждала его из лагеря, куда неугодного власти Гронского сослали в 1938 году. Пока от репрессированных Гронских отворачивались «друзья», а прежние гости их квартиры в знаменитом Доме на набережной переходили на другую сторону тротуара при встрече, они выживали и делали все для того, чтобы остаться семьей. И им это удалось.

ПОСПЕШНЫЙ БРАК

Иван Михайлович Федулов (псевдоним Гронский появился позднее) родился в Любимском уезде Ярославской губернии в 1884 году. Уже в двенадцать лет он начал самостоятельную жизнь: работал поваренком в петербургском ресторане, грузчиком, слесарем и кузнецом, а вскоре вступил в партию эсеров-максималистов. Революционные волны, однако, вскоре прибили его к движению большевиков. В 1910-м его впервые арестовали – полиция обнаружила у шестнадцатилетнего Ивана листовки революционного содержания. Три месяца Гронский провел в Крестах. В 1915-м его мобилизовали. Иван воевал на фронтах Первой мировой войны два года, пока не получил ранение. Впрочем, уже в 1918-м, восстановившись после болезни, он попросился добровольцем на Восточный фронт. Свою карьеру в печати Гронский начал в апреле 1919-го, став редактором газеты «Известия Ярославского губисполкома» и заведующим губернским отделом Российского телеграфного агентства.

Активного молодого человека быстро заметили «где надо», и Гронский стал плавно, но выразительно перемещаться по карьерной лестнице. Уже в 1925-м, успешно окончив Институт красной профессуры, он начал сотрудничать с газетой «Известия» в качестве заведующего экономическим отделом. В этом статусе он и познакомился с будущей женой. К слову, тянуть время Иван Михайлович не стал: уже на втором свидании поинтересовался взглядами Лидии Ивановны относительно любви, семьи и брака и, получив удовлетворительные ответы, сделал предложение. Поспешность в вопросе женитьбы, вопреки распространенному сценарию, не оказалась роковой: Иван Михайлович и Лидия Александровна были вместе до самой смерти Гронского в 1985 году.

«Я БУДУ ЧЕСТНОЙ ЖЕНОЙ»

Лидия Александровна Вялова, конечно, не могла и подумать о том, что ее ждет такая судьба: счастливое детство в провинции сменилось годами лишений, из которых, казалось, не было выхода. Отца, державшего небольшую аптеку в Гороховце, заклеймили как буржуя, а Лидию, перебравшуюся в Москву к сестре, по той же причине не принимали в медицинские вузы. В это время ей неожиданно сделал предложение товарищ мужа сестры – Константин Левашов. «Но ведь ты его не любишь?» – спрашивали у Лидии. «Я буду честной женой, родится у меня сын, а чего же боле», – невозмутимо ответила она и сдержала слово. Скоро в семье действительно родился сын Игорь, только союз, построенный из практических соображений, оказался недолгим. Когда Игорю не было еще и двух лет, Лидия Александровна отправилась в гости к сестре в Коломну, но опоздала на обратный поезд и приехала домой на извозчике. «Резко открылась дверь, и влетел муж: «Где ты была?» Я объяснила ему, почему опоздала. Он был просто вне себя, я не понимала причины. Он подошел ко мне и ударил по левой щеке. Я была поражена – не вскрикнула, не заплакала. Он пришел в себя, объяснил, что опоздал на собрание из-за меня, поцеловал в лоб и ушел, сказав, что будет поздно», – вспоминала Лидия Александровна. Жить с человеком, который поднимает на нее руку, она не собиралась и в тот же день снова поехала в Коломну – теперь уже насовсем. Там-то ее впервые увидел Гронский, а уже через неделю после помолвки перевез в комнату на Русаковском шоссе.

ВОЗДУШНАЯ ЖЕНЩИНА

Вот так буквально за семь дней жизнь Лидии Вяловой изменилась до неузнаваемости. В их комнате, а потом и в просторной квартире в Доме правительства бывали такие люди, в реальность существования которых Лидия Александровна даже поверить поначалу не могла. Гронский, яростный реформатор и идеолог искусства, собирал вокруг себя единомышленников – писателей, художников, скульпторов. Постоянными гостями дома были художник Исаак Бродский, поэт Сергей Городецкий, балерина Викторина Кригер. Познакомили Лидию и с Максимом Горьким, хотя у Гронского были с писателем напряженные отношения. Вот как Лидия Александровна вспоминала это знакомство: «Был ясный летний день, мы ехали на машине на дачу Горького. Я страшно волновалась. Увидеть Горького! Ведь это же одна из наших звезд, да самая большая. Отличное шоссе, въезд на дачу, из-за расступившихся деревьев открылся большой цветник и прекрасный дом с белыми колоннами. Здесь и встретил нас Алексей Максимович... Долго сидели. Иван рассказывал о полете по новостройкам на АНТ-9, сказал, что и я летала с ним. Тогда Горький обратился ко мне и сказал: «Ну, я теперь буду звать вас «воздушная женщина». Удивительно, но это был не просто оборот речи, о котором тут же забыли. Десятилетие спустя знакомые, которым довелось видеть Горького незадолго до смерти, утверждали, что, вспоминая о Гронском, писатель упоминал и его жену – «воздушную женщину».

Общаться с художниками Лидии было просто – она с детства любила и понимала живопись, училась рисованию. С остальными сферами дело обстояло хуже, но Гронский терпеливо объяснял жене все, что было ей непонятно, носил книги и следил за тем, чтобы ее образовательный процесс не прекращался. В 1931 году она поступила в Ассоциацию художников революционной России, затем училась в Институте повышения квалификации художника и работала на реставрации декораций в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. В 1938-м именно в студии театра к Лидии Александровне подошел человек в кожаной куртке с документом, требующим освободить квартиру в десятидневный срок. Иван Гронский был арестован. Отныне Лидии предстояло самой растить троих детей.

ПРИГОВОР И ЕГО ИСПОЛНЕНИЕ

Возглавив «Известия» в 1928 году, Иван Гронский стал одним из проводников в общении Иосифа Сталина с интеллигенцией. При Гронском тираж «Известий» вырос в четыре раза, и вся страна следила за коллективизацией села, индустриальным взлетом страны, рождением авиации и путешествиями Челюскина по публикациям в газете.

Говорят, обсуждая реформу советского искусства с вождем, именно Гронский ввел в обращение понятие «социалистический реализм». В 1931-м Иван Михайлович возглавил журнал «Новый мир» – один из старейших в современной России ежемесячных литературно-художественных изданий. При Гронском в нем печатали произведения Бориса Пастернака, Исаака Бабеля, Юрия Олеши, Осипа Мандельштама, Бориса Пильняка.

Справедливо считая, что близок к Сталину, Гронский не мог не замечать странностей политического курса и пытался выступать против некоторых решений вождя. Когда арестовали Михаила Тухачевского, Гронский позвонил Сталину и попросил объяснить, в чем подозревают маршала. «Не лезь не в свое дело», – отрезал Сталин. Ситуация повторилась после ареста Блюхера. На сей раз Сталин даже не стал разговаривать с Гронским и повесил трубку. Очевидно, Иван Михайлович поплатился за свою тягу к справедливости. Как и многие сторонники правящей власти, он угодил в тюрьму, а затем и в лагерь, не зная за собой вины.

Гронского арестовали в ночь на 1 июля 1938 года. Вот как вспоминал об этом сам Иван Михайлович: «Вечером 30 июня 1938 года меня вызвали в НКВД СССР. Совесть моя была абсолютно чиста, поэтому я без страха отправился на Лубянку. Там я был арестован и помещен в одиночную камеру внутренней тюрьмы. Это была ничтожно маленькая, герметически закупоренная камера. Называлась она «собашником». В ней не нашлось места даже для «параши». Здесь полагалось держать арестованных не более сорока восьми часов. Меня продержали два месяца». Следующие десять месяцев длилось следствие, в ходе которого Гронский наконец узнал, что был участником контрреволюционной организации. Как-то раз на допрос к Гронскому заглянул Николай Ежов и едко посоветовал наконец дать признательные показания. Иван Михайлович спокойно ответил наркому: «Ну что ты шумишь? Неужели ты не понимаешь, что исполнителей убирают и вслед за нами ты пойдешь в тюрьму?» В ответ на ценный комментарий Гронскому объявили, что он почти подписал себе смертный приговор. «Только бы поскорее привели в исполнение», – парировал Гронский. В апреле 1939-го он узнал, что Ежова арестовали. А вскоре Ивану Михайловичу вынесли приговор: 15 лет с правом переписки. Тогда он наконец смог сообщить родным о своей судьбе.

Последующие годы он провел в Воркуте, как и все осужденные, ожидая, что партия разберется в его деле или в крайнем случае освободит по случаю амнистии в связи с очередной годовщиной революции. Особенно много надежд у заключенных вызывал 1947 год. Однако вместо освобождения Гронский год спустя получил перевод в один из режимных лагерей Речлага, созданных по инициативе Берии для осужденных по 58-й статье. В этом лагере ему пришлось значительно хуже, чем в предыдущем: перекличку проводили дважды в день, на ушанке, на колене и на спине ватника красовалась нашивка с номером, а связь с внешним миром была ограничена до двух писем в год. Здесь Гронскому предстояло провести последние пять лет ссылки...

ВЕДРО СЕЛЕДОЧНЫХ ГОЛОВОК

За годы разлуки Лидии с детьми пришлось поменять немало мест жительства. Спешно покинув квартиру, которую Гронские занимали в Москве, она отправилась с детьми к матери Ивана Михайловича в деревню Долматово Ярославской области. Однако матери Гронского и без нежданных гостей тяжело было сводить концы с концами, да и работы для Лидии Александровны в деревне не нашлось, поэтому семье пришлось перебираться в соседний городок Любим. До возвращения Ивана Михайловича из лагеря семья жила также в Тильзите и в Казахстане. Гронский сменил несколько лагерей в Воркуте, работал на огороде и кухне лагерного пункта, проходчиком на шахте и статистиком в санчасти, прежде чем его отправили на вечное поселение в казахстанский поселок Актас. Туда Гронский приехал, имея степень инвалидности. Во время работы в шахте с ним произошел несчастный случай – Ивана Михайловича прижало вагонеткой.

Казалось бы, расстояние и невзгоды должны были отодвинуть на второй план высокие материи, но Гронский настаивал на том, чтобы в детях воспитывали тягу к знаниям и любовь к искусству. Послания прагматика Гронского подчас оказывались более чем лиричны для тех условий, в которых были написаны. «Творить настоящее – это значит готовить будущее. Но для активного участия в жизни, в создании будущего нужны знания, знания и еще раз знания. Человек ближайшего будущего будет одновременно рабочим и ученым, философом и поэтом, математиком и артистом, спортсменом и художником. Над неучами будут смеяться. Талантливых людей будут воспевать, их будут венчать славой и почетом. Но талант сам по себе не приходит готовым. Он делается, формируется в результате большой работы над собой, ибо талант – это знание плюс трудолюбие и дисциплина», – писал Гронский жене в 1948 году. Увы, до сих пор незаметно, чтобы его пророчества воплотились в жизнь. Однако своих детей, пусть даже на расстоянии, он предпочитал воспитывать исключительно в таком благородном ключе. «Если Ирочка не хочет, чтобы над ней смеялись, когда она вырастет, пусть добросовестно занимается в школе, накапливает знания, всеми способами пусть развивает себя и тем самым совершенствует свое дарование, свои таланты, а они у нее есть, это – бесспорно», – давал Иван Михайлович наставления жене по поводу воспитания дочери. Лидии Александровне он также советовал не забрасывать рисование, подчеркивая, что таким образом она сможет поддержать семью, если хоть изредка удастся продавать ее акварели.

Впрочем, если Лидии Александровне и было не до рисования, то ее можно понять. В иные периоды семья жила почти впроголодь. Жену арестованного по политической статье Гронского не ждали с распростертыми объятиями ни на одной работе даже в провинциальном Любиме. Какое-то время она трудилась счетоводом в местной конторе, затем, с началом войны, перешла в столовую при госпитале. Как-то раз дежурный из раненых предложил ей целое ведро селедочных головок, оставшихся от ужина. В доме в этот день был настоящий праздник. До этого Гронские долгие месяцы питались супами из крапивы, лебеды и клевера.

А уж как Лидия переживала, что перестанет быть привлекательной в глазах мужа! Однажды она направила в лагерь с трудом добытую фотокарточку, на которой сложно было не заметить, как она подурнела от постоянной борьбы за выживание. Иван Михайлович с грустью и свойственной ему прямотой отметил это обстоятельство, о чем впоследствии, надо думать, сильно пожалел. Следующее письмо от Лидии выдавало всю тяжесть переживаний от полученного ответа. Гронская опасалась, что теперь муж разлюбит ее, а может, уже разлюбил, завел себе другую женщину, а с законной супругой поддерживает связь только из сострадания и тревоги за будущее детей. Ивану Михайловичу, у которого и в мыслях не было обидеть жену, пришлось оправдываться: «Письмо твое, откровенно говоря, меня насмешило. Ты упорно хочешь «сгладить» впечатление от той маленькой фотокарточки, на которой, как ты сама выразилась, ты выглядишь старухой. Глупышка ты моя милая. Неужели ты думаешь, что я не понимаю, что тяжелые годы нужды не прошли даром, не отразившись на тебе. И неужели ты думаешь, что мое отношение к тебе определяется только тем, как ты выглядишь. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Для меня дорого то, что в годы испытаний ты показала себя стойкой, способной преодолевать всякие трудности, не падающей духом, настоящей советской женщиной, сумевшей без меня, в трудных условиях вырастить и воспитать детей. Все это для меня дороже всего. А то, что ты немного постарела и стала немного менее красивой, – это пустяки, о которых ты и думать не должна».

Слова Гронского были не просто лирической болтовней, призванной на помощь ревнивому женскому сердцу. Сразу после освобождения в 1953 году он приехал к семье в Казахстан. А уже год спустя Гронские отправились в Москву, добившись пересмотра дела. Вскоре Ивана Михайловича реабилитировали.

НА ЛЬДИНЕ

Однажды, в самом начале разлуки, Лидии Александровне приснился сон про мужа. Гронская будто стояла на берегу широкой реки, по руслу которой плыли огромные льдины. На одной из них она увидела две мужские фигуры с шестами. Одним из «пассажиров» был Гронский, второго она не смогла разглядеть. Льдины ударялись друг о друга, уходили под воду, и Лидия волновалась, как бы не раскололась та, на которой плывет ее муж. Увы, эта льдина тоже треснула, и спутник Гронского скрылся под ледяной водой. Но Иван Михайлович вышел на тот же берег, где за ним наблюдала супруга, однако очень далеко от нее. Кто-то из собеседниц, кому Лидия рассказывала об этом эпизоде, предположила: «Да это же вещий сон! Выйдет Иван... Только далеко-далеко». Так и случилось. Как грустно отметила в дневнике Лидия Александровна, «вот Иван и плыл 15 лет».

Их новая жизнь в Москве, конечно, не была похожа на прежнюю. Многих друзей, которые были близки с Гронскими в период редакторства Ивана Михайловича в «Известиях», уже не было в живых – тяжелые колеса репрессий проехались по всей советской интеллигенции. Да и прежнего общественного положения было не вернуть: отныне Гронскому позволили занимать лишь должность младшего научного сотрудника в Институте мировой литературы. Тем не менее Гронские постепенно восстанавливали старые связи и обрастали новыми. В их доме бывали разведчица Анна Петрушанская, поэт Алексей Марков, художник Василий Бакшеев. Иван Михайлович прикладывал колоссальные усилия к изданию журнала, посвященного АХРР – Ассоциации художников революционной России, прекратившей свое существование в 1932 году. Много сделал Иван Михайлович и для реабилитации репрессированных в сталинские годы писателей. Гронскому удалось добиться пересмотра дела расстрелянного в 1937 году поэта Павла Васильева и многих других литераторов. В 1974 году его наградили орденом Октябрьской революции «за активную общественно-политическую и научную деятельность». До конца жизни он оставался верным партийному курсу, что удивляло почти всех его знакомых. Даже вернувшись из лагеря, Гронский был убежден, что Сталин не имеет никакого отношения к его делу, а арест и заключение – результат клеветы его врагов.

Иван Михайлович Гронский скончался в 1985 году, Лидия Александровна пережила его на 10 лет. Последние годы без мужа были наполнены для нее тоской и покоем. «Кажется, я полюбила свои бессонные ночи, – писала она. – Все видится таким мирным, кругом тишина, нет суеты».

То ли дело суета, которая всю жизнь сопровождала Гронского. «Только теперь, придя к концу своей жизни, как странно... оглянешься, и не верится – какие удивительные люди прошли через нее, оставили свой след!» – отмечала Лидия Александровна. Важные решения, яркие встречи, курс на светлое будущее... Все это было значимо и весомо, но потеряло для нее всякий смысл со смертью супруга.