Отцами-основателями политической провокации в России можно считать инспектора секретной полиции жандармского подполковника Георгия Порфирьевича Судейкина и директора Департамента полиции Вячеслава Константиновича Плеве. Современники не без основания называли их умельцами «практического сердцеведения». Правда, сердцеведческие таланты не спасли их от тех, кем они собирались манипулировать.

ПОКАЯНИЕ ПРЕДАТЕЛЯ

Приемы провокации охранка успешно опробовала в борьбе с террором, и началось все с перевербовки арестованных членов «Народной воли». Жандармские офицеры и генералы навещали в тюрьме прежде всего тех узников, кому грозила смертная казнь. Они обещали помилование, облегчение участи, склоняли иных сломленных революционеров к сотрудничеству. Так было с участником покушения на царя Иваном Окладским, который, убоявшись виселицы, согласился на посулы Плеве и жандармского генерала Комарова и стал участвовать в тайных опознаниях. После суда, добившись высочайшего помилования, Окладский в носках, без пары ночных туфель на радостях бросился вон из камеры смертников… Чтобы затуманить, завуалировать помилование «Ванечки», вместе с ним пожизненную каторгу получили его подельники Тихонов и Ширяев.

Показания Окладского оказались весьма ценными. Он выдал несколько конспиративных квартир, опознал убийцу Александра II – Гриневицкого, сдал агента «Народной воли» Николая Клеточникова, внедренного в Департамент полиции и имевшего свободный доступ ко всем секретным делам и распоряжениям. В Сибирь Окладский так и не отправился: место ссылки было заменено на Кавказ, где он оставался пять лет, до смены Плеве на посту директора Департамента полиции. 

Новый шеф Петр Николаевич Дурново в октябре 1888 года вызвал Окладского на «гастроли» в Петербург и «подсадил» к преступникам. Окладский работал в Трубецком бастионе. Сидя в одиночке рядом с казематами важнейших государственных преступников, он перестукивался с соседями и с помощью охраны вступал с ними в переписку. Перед ним, старым революционером, осужденным на вечную каторгу, сердца заключенных открывались быстро. И все, что узнавал предатель, немедленно поступало в Департамент полиции. Ввиду оказания «значительных заслуг» по раскрытию государственных преступлений «Ванечка» был полностью помилован в 1891 году, получив звание почетного гражданина. Этот «дедушка русской провокации» умудрился почти 38 лет, вплоть до октябрьского переворота, оставаться на службе охранного отделения.

Плеве и Судейкин были умелыми и опытными ловцами душ человеческих и обычно играли на чувствах высоких и благородных. Схема вербовки была тщательно отработана: жертве предлагалось встать над борьбой, возвысится до положения бесстрастного арбитра. Общество, мол, слишком далеко зашло в борьбе с властями. Правительство в панике наносит удары куда попало, разя и невинных. Если тайная полиция (в лице департаментских либералов) и революционеры (в лице наиболее дальновидных и здравомыслящих деятелей) заключат секретный союз – о, сколько благ принесет он обществу! Правительство же, получившее из первых рук точную информацию о размахе освободительного движения, поймет, что одними карательными мерами оно ничего не добьется. Схема обычно срабатывала. Так, с убийцей харьковского генерал-губернатора Григорием Гольденбергом, арестованным в ноябре 1879 года, беседовал специалист по допросам прокурор Добржинский. Мастер бархатной жандармской игры сумел убедить юношу в том, что настала «новая эра», ибо правительство приняло решение пойти навстречу требованиям революционеров. Но выполнение этих требований невозможно, пока готовятся покушения на жизнь монарха. Гольденберг поверил, был «искренним до конца», выдал всех, кого знал. Но вскоре понял, что его обманули, и 15 июля 1880 года повесился в Петропавловской крепости. Пожалуй, это единственный образец бескорыстия в семье предателей.

Всего этого не знал народоволец Сергей Дегаев. Судейкин в этом случае действовал особенно масштабно: его агент Дегаев после казни первомартовцев стал фактическим руководителем «Народной воли». Следует отметить, что подполковник жандармского корпуса Судейкин – человек, не лишенный способностей и дарований, – мечтал о том, что в недалеком будущем пост министра внутренних дел будет принадлежать ему. Жандармский честолюбец боролся с революционерами их же оружием. Георгий Порфирьевич ответил на создание антиправительственного подполья учреждением подполья, действующего под контролем полиции, Дегаев же подхватил и развил тот импульс, который дали ему сверху. Он начал сам ставить типографии и создавать кружки, о которых Судейкин был заранее осведомлен. В этом состоял сладострастный момент провокации: никого не требовалось ловить, нужные люди слетались сами, как бабочки на огонек. В задачи Дегаева входило вовлекать в революционное движение молодых людей, что оказалось довольно просто: нетерпеливым юнцам и девицам стоило лишь раздать революционные чины и посты. Сергей Дегаев, на котором строил свою карьеру Судейкин, оказался очень полезным сотрудником, но его предательство впоследствии было разоблачено и чуть не стоило «агенту» жизни. После того как Дегаев покаялся в Исполнительном комитете и пролил слезы в жилеты революционеров, ему даровали прощение. Обязав, правда, собственноручно убить Судейкина. Для последнего дело закончилось трагически. В декабре 1883 года в квартире Дегаева на Гончарной улице два боевика полупудовыми ломами разнесли Судейкину череп. Исполнив свое обещание, разоблаченный провокатор вместе с братом уехал в США, где благополучно скончался в 1920 году.

ДВУЛИКИЙ ЯНУС

После убийства в феврале 1901 года Министра народного просвещения Боголепова бывшим студентом Карповичем началась вакханалия политического террора. В лидеры «на кратчайшем пути к революции» вышла партия социалистов-революционеров, основанная Григорием Гершуни и Евно Азефом. Именно эсеры cовершили самые громкие террористические акты: убийство великого князя Сергея Александровича, премьер-министра Столыпина, министров внутренних дел Сипягина и Плеве. Неоднократно готовили покушение на царя. На пути этой неуправляемой вольницы встал Евно Азеф, возглавлявший вместе с Гершуни, затем с Савинковым, а затем и единолично боевую организацию (БО) ЦК партии эсеров. 

БО принимала решение по каждому теракту, намечала жертвы, способ покушения, финансировала теракты, которые обходились недешево. Так, на убийство Плеве было выделено семь тысяч рублей. Деньги у Азефа были. Кредит доверия и кредит денежный он черпал разом из двух корыт: и от партии, и от полиции. Самый кровавый из русских провокаторов обрекал людей на смерть ради тридцати сребреников. Тридцати – это фигурально выражаясь: в конце карьеры «Евгений Филиппович» имел тысячу рублей в месяц, не считая чрезвычайных единовременных выплат. В 1892 году он, будучи 23-летним студентом политехнического института в немецком городе Карлсруэ, добровольно стал секретным агентом полиции. Хотя, окончив политехнический, едва ли умер бы с голоду: в XX веке инженеры-электрики по всему миру были на вес золота. Одной из первых удачных операций была выдача полиции нелегальной типографии, которая печатала «Революционную Россию». 

Затем Азеф прошел курсы повышения квалификации у знаменитого Сергея Васильевича Зубатова. На связь выходил с Петром Ивановичем Рачковским, до 1902 года возглавлявшим заграничную агентуру Департамента полиции. После отставки Рачковского взаимоотношения Азефа с полицией постепенно пошли на убыль. Впрочем, по старой памяти он изредка метал депеши в известный дом у Цепного моста. В апреле 1906 года на Невском, возле ресторана «Ампир», агенты петербургской охранки арестовали Азефа. В разгаре была подготовка покушения на министра внутренних дел Дурново…

Двуликий Янус потребовал свидания с Рачковским. «Вы бросили меня на произвол судьбы. Слежкой поставили меня черт знает в какое положение», – кричал Азеф на своего бывшего начальника. Затем между потоками матерщины злорадно выкрикнул: «Хорошую агентуру вы в лице Гапона обрели? Знаете, где он находится? Висит в заброшенной даче на финской границе». Азеф сказал правду. Далеко не все секретные агенты переходили от одного жандармского офицера к другому «по наследству». Но у Азефа появился новый шеф – начальник Петербургского охранного отделения генерал Герасимов. Полицейский «зубр» поставил Азефу главное условие: держать его в курсе всех планов БО.

Агент, стоящий в центре организации, – бесценное приобретение для разыскных органов. «Он был наблюдательный человек и хороший знаток людей. Меня каждый раз поражало и богатство его памяти, и умение понимать мотивы поведения самых разнокалиберных людей, и вообще способность быстро ориентироваться в самых сложных и запутанных обстановках. Достаточно было назвать имя какого-либо человека, имевшего отношение к революционному лагерю, чтобы Азеф дал о нем подробную справку. Часто оказывалось, что он знает об интересующем меня лице все: его прошлое и настоящее, его личную жизнь, его планы и намерения, честолюбив ли он, не чересчур ли хвастлив, его отношение к другим людям, друзьям и врагам», – вспоминал об Азефе Герасимов. Жизнь члена ЦК, главы БО, одного из лидеров партии, конечно, находилась на виду. Он был завсегдатаем роскошных борделей и ресторанов, мотом, бросавшим тысячи из партийной кассы на танцовщиц-кокоток, шансонетных певиц…

А меж тем уже в конце 1906 года появились первые подозрения, что Азеф – провокатор. Руководство эсеров не верило и тщательного расследования не проводило. Состоящий уже четырнадцать лет на службе Охранного отделения «Евгений Филиппович» по-прежнему оставался выше всяких подозрений. Летом 1908 года Иуда-предатель на время залег на дно и поселился с семьей в Париже. Но доносы Герасимову посылал исправно и деньги получал исправно все те же – тысячу рублей в месяц. Но как ни долго длился маскарад, все же и для него пришло время разоблачений. В октябре этого же года революционный историк, «ловец провокаторов» Владимир Львович Бурцев доказал в третейском суде: Азеф – негодяй и агент полиции. 

В ночь на 6 января 1909 года разоблаченный, но уцелевший кровавый маклер исчез в темноте парижской улицы… А через день ЦК партии эсеров официально объявил его провокатором. Перепуганный, он объявился в Петербурге у Герасимова. Тот выдал несколько тысяч рублей в виде выходного пособия, снабдил его надежными паспортами, и для Азефа настали мрачные будни метаний по Европе: он знал, что ЦК партии эсеров приговорил его к смерти. 

Эсеровские боевики искали его и не смогли найти. В результате под именем негоцианта Александра Неймайера он поселился в Берлине. Однако в последние годы жизни судьба всерьез взялась извести своего бывшего баловня. В 1915 году, зайдя в кафе, он был опознан как Азеф, выдан и арестован. В берлинской тюрьме он содержался как опасный анархист, склонный к террористическим предприятиям. Напрасно он доказывал германским властям, что верой и правдой служил русской полиции… 

Освободило его лишь перемирие, заключенное немцами и большевиками в декабре 1917 года. Подорванное заключением здоровье Азефа стремительно ухудшалось. В апреле 1918 года «господин Неймайер» умер от почечной болезни в возрасте 49 лет. Только жена Хеди провожала гроб с телом на Вильмерсдорфское кладбище. На могильной табличке нет даже имени. Только номер захоронения – 446.