То, что впитано с молоком матери, невозможно передать словами; оно дает о себе знать и через десятки лет. Вот что говорит о своих чувствах от первых шагов на русской земле Николаус Риль: «Несколько дней спустя после прибытия, когда мы все были еще вблизи Москвы, нас, то есть Герца, Вольмера, фон Арденне и меня с женами, пригласили в Большой театр на оперу Бородина «Князь Игорь». В зале царило возбужденное, праздничное настроение, вызванное триумфом победы. В партере вокруг нас и на ярусах сидели офицеры в форме и другие представители западных союзников, а также делегации различных народностей Советского Союза в праздничных одеждах. Когда мы встали при исполнении советского гимна, который звучал в первые послевоенные годы перед каждым представлением, мною овладели сильные чувства. Ситуация казалась нереальной…»

Отвечающий за ядерные исследования в ведомстве Берии Авраамий Завенягин в своих мемуарах «Страницы жизни» пишет: «Спецкомитет при СНК СССР 8 сентября 1945 года утвердил задания технического совета специальным лабораториям: для группы работников, возглавляемых профессором Рилем, главной задачей… считать разработку методов получения чистых урановых продуктов и металлического урана, а также научно-техническую помощь в организации их промышленного производства».

Интересно, что в те годы металлический уран еще нигде не использовался, считался отходом, не представляющим никакой ценности. А потому и технологии его производства не существовало. Разработкой урановой руды занимались только для того, чтобы извлечь ценный радий. Небольшое количество полученного урана использовалось исключительно для производства эмали, так как ионы уранила благодаря своей флуоресценции придают глазури очень интенсивную светящуюся желто-зеленую окраску.

Николаус Риль припомнил, что в немецком концерне «Дегусса» незадолго перед тем был разработан метод получения металлического тория. Этот метод можно было легко перенести на уран. Но все действия следовало согласовывать с высоким начальством. А высокое начальство не всегда брало на себя ответственность. И это тормозило, а иногда и срывало работу.

Для пользы дело порой следовало проявить авантюризм. Подобные проявления не прошли мимо внимания куратора советского атомного проекта генерал-лейтенанта Авраамия Павловича Завенягина: «Берите пример с Николая Васильевича (так по-русски называли Николауса Риля. – В. Фишман), – сказал однажды на совещании Завенягин, – когда мы боялись запустить эфирное производство, он выждал момент, когда меня не было на месте, и выпросил у Ванникова разрешение на использование этого метода».

Здесь уместно заметить, что советская действительность, от которой немецкие ученые не были отгорожены железным занавесом, невольно толкала их к пониманию «кто есть кто». Вот характерная запись Николауса Риля: «Несмотря на свое еврейское имя, Авраамий Павлович Завенягин был не еврейского происхождения. Завенягин был представителем народа, жившего в Центральной России и на Волге и имевшего происхождение, очевидно, от волжских татар, которые там имели «булгарское государство» с исламской культурой». А манера выражаться этого генерал-лейтенанта представляла собой «такую пошлость, что западная брань может показаться высоким разговорным стилем».

Николаус Риль никогда не разрешал разговаривать с собой грубо. У него был тайный метод, как сделать себя неуступчивым. Дело в том, что Риль очень любил курить сигары. И когда по какой-либо причине, например из-за болезни, ему не удавалось предаться любимому делу, он злился и становился упрямым. Таким методом ему однажды пришлось воспользоваться при встрече с Лаврентием Берия.

Уже 10 апреля 1946 года тот же Завенягин информировал Берию: «Группа доктора Риля… закончила разработку технологического процесса получения чистого металлического урана на базе опыта германской промышленности». В городе Электросталь был построен завод № 12, дававший 20 тонн металлического урана в год.

Риль оставался в Электростали до начала 1950 года. 29 августа 1949 года в Семипалатинске была взорвана первая советская атомная бомба. Николаус Риль и его сотрудники узнали об этом первыми, но из радиосообщения Би-би-си. А когда три дня спустя он взял в руки свежую газету «Правда», то прочитал в невнятной и размытой форме сообщение о том, что Советский Союз уже несколько лет владеет тайной получения ядерной энергии. Об атомных бомбах не было сказано ни единого слова: акцент ставился на мирном применении ядерных взрывов, в частности для отвода рек.

В своих воспоминаниях «10 лет в золотой клетке» Риль пишет: «Конечно, время, когда нам довелось столкнуться с правлением Сталина, было чем угодно, но не развлечением. Однако известно, что в диктаторских странах человек оказывается в смешных положениях и в таких ситуациях испытывает смешанные чувства раздражения, досады и веселья…»

После испытания 29 августа 1949 года Лаврентий Берия представил 33 участников проекта к званию Героя Социалистического Труда и 52 – к крупным денежным премиям. Как пишут биографы Николауса Риля, «среди награжденных Риль был единственным иностранцем». Автор этой статьи так не считает: компетентные органы прекрасно знали, что Николаус Риль был уроженцем Российской империи, и потому с полным правом входил в число награжденных соотечественников! Другое дело, считал ли он сам себя россиянином?! В этой связи хочется отметить один важный факт. В

Из «золотой русской клетки» Николаус Риль все время хотел вернуться в Германию: ведь там находились могилы его матери и отца. Но его «подкупили» интересной работой. Вот что пишет он в своих воспоминаниях: «В 1950 году наша работа в Электростали была завершена. Производство урановых тепловыделяющих элементов шло гладко, и участия нас, немцев, больше не требовалось. <…> Встал вопрос о дальнейшем использовании немецкой группы. Министр по атомной энергетике Завенягин предложил мне взять на себя научное руководство в крупном новом институте в Сунгуле на Урале, это было связано с обработкой, влиянием и использованием получаемых в реакторах радиоактивных изотопов (продуктов деления). <…> То есть имелась в виду большая рабочая программа. Так как я был более или менее связан со всеми этими областями еще во время работы в Auer-Gesellschaft, то предложение Завенягина показалось мне достаточно обоснованным и заманчивым». Николаус Риль со всей своей семьей переехал в Сунгул в сентябре 1950 года. Как мы теперь понимаем, речь шла о следующем шаге – плутониевой бомбе.

Так как немецкие специалисты жили изолированно, они сами себя веселили. Дочь Риля, Ингеборге Хаане, в своих воспоминаниях так описывала досуг сотрудников лаборатории и членов их семей: «Так как мы жили изолированным обществом, часто для развлечений проводились различные вечера. Они проходили в здании клуба с представлением на сцене. Для этого нужны были «артисты». Мой папа был «фокусником». Среди немцев был механик по точным работам, который в Берлине выступал в роли фокусника. Этот господин любезно показал моему отцу несколько трюков, а также одолжил ему свой фрак и цилиндр. Наша семья волновалась, когда отец поднимался на сцену, но он свой номер исполнял блестяще. Он исполнял фокусы с газетой, с игральными картами, со светящимся подводным царством с рыбками и русалками. Аплодисменты были всегда обеспечены».

Вспоминая о праздниках в Сунгуле, она отмечала, что «на них всегда было застолье и танцы, в которых отец танцевал мазурку с женой А. К. Уральца – директора лаборатории. Он размахивал носовым платком, становился перед ней на колено, и Полковница, как мы звали ее, кружилась вокруг него. Гости восхищались»

Результатом совместного труда Николауса Риля и его старого друга Карла Циммера стала книга об энергетических миграционных процессах в живой и неживой материях. Риль перевел немецкий текст на русский язык, а Карл Циммер – на английский. Этот научный труд был высоко оценен советским физиком-ядерщиком Георгием Николаевичем Флеровым (1913–1990) и другими русскими учеными. Однако по настоянию основателя и крупнейшего представителя псевдонаучного направления в биологии Трофима Денисовича Лысенко (1898–1976) публикация книги была запрещена: ведь в ней давалась высокая оценка трудам Николая Кольцова (1872–1940) и Николая Тимофеева-Ресовского (1900–1981) – ярых противников теории Лысенко.

Много лет спустя Риль встречал в научных трудах советских ученых выдержки из этой книги: очевидно, она была издана небольшим тиражом и раздавалась лишь доверенным людям. У самого автора не было ни одного экземпляра этой книги.

Николаус Риль всегда придерживался строгого правила не просить лично для себя и своих сотрудников чего-то лишнего. Такие просьбы, по его убеждению, будут еще глубже затягивать немецких специалистов в «советские сети» и отдалять возвращение в Германию. Единственное, что он однажды осмелился попросить у Лаврентия Берии, так это предоставить хоть немного больше свободы.

Что же касается здоровья своих коллег и друзей, то тут Николаус проявлял истинную заботу. Еще работая в Электростали, Риль узнал о тяжелом состоянии здоровья Николая Тимофеева-Ресовского. В результате лагерных лишений у Тимофеева-Ресовского резко ухудшилось зрение; он почти не различал контуры предметов, не узнавал людей и едва мог читать. Николаус Риль прочитал две медицинские книги, выяснил причину заболевания Тимофеева-Ресовского, заказал в Москве специальные витамины и через Завенягина передал их больному товарищу. К сожалению, болезнь к тому времени уже перешла в необратимую стадию.

Николаус был дружелюбным и отзывчивым человеком. Он старался найти контакт с коллегами, в том числе и с теми советскими учеными, которые пришли в атомный проект после отсидки в сталинских лагерях. Но, как он сам признавался, звезда Героя Социалистического Труда отпугивала бывших лагерников, не позволяла им быть искренними. А звезду Героя и медаль лауреата Сталинской премии ему приходилось волей-неволей прикалывать к пиджаку во время официальных поездок по стране, так как эти регалии открывали многие двери.

Здесь следует сказать, что Риль очень четко умел отличать хороших людей от плохих. У него был даже некий «список хороших людей», в который он заносил не только тех, кто имел «определенные качества, типичные для русского человека, но и тех, у кого типичных русских качеств не было». В последнем случае он имеет в виду отрицательные качества.

Решительный разговор об отъезде в Германию состоялся между Рилем и Завенягиным весной 1952 года. Николаус в этот раз тоже отказался от сигар, чтобы быть непреклонным. Несмотря на многие лестные предложения, он настаивал на своем отъезде из СССР. Но прошло еще целых три года, была жизнь на Черноморском побережье, где Николаус занимался физикой твердого тела, проблемами масс-спектрометрии и электроники. Это был своеобразный научный карантин. Зато допускалась возможность совершать автомобильные путешествия в разные районы Кавказа, правда с обязательным сопровождающим.

В апреле 1955 года советские власти позволили Рилю и еще 18 сотрудникам его группы вернуться в Германию. В том же 1955 году он был принят научным сотрудником в Мюнхенский технический университет, стал одним из создателей первого атомного реактора в ФРГ.

Спустя три года после его отъезда, 30 сентября 1958 года, на архипелаге Новая Земля был произведен первый термоядерный взрыв. Крупный советский радиохимик, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, трижды лауреат Сталинской премии Зинаида Ершова в своих воспоминаниях записала, что работы Николауса Риля приблизили эту дату минимум на целый год.

В 1988 году в Штутгарте вышла книга воспоминаний Николауса Риля «10 лет в золотой клетке», переведенная затем на русский язык и выпущенная небольшим тиражом.

В этой книге он признается в одном феномене: в первые месяцы пребывания на Западе у него было ощущение, что ему чего-то катастрофически не хватает. И потом он уразумел: ему недостает постоянной угрозы, опасности, борьбы. Как-то в Свердловске его на десять минут потерял из виду сопровождающий, и Николаус Риль вдруг явно ощутил прекрасное чувство свободы.

Некоторое время спустя ощущение неуверенности прошло. Он превратился в обычного гражданина Федеративной Республики Германия.

Николаус Риль умер в Мюнхене 2 августа 1990 года.