В Первую мировую войну многим казалось, что как самостоятельный род войск кавалерия потеряла свое значение. Однако исход Гражданской войны в России в значительной степени определили именно действия крупных конных соединений, у истоков которых в белом лагере стоял Константин Мамантов, а в красном – Борис Думенко.

Усатый «дед» и рубаха-парень

В советских источниках фамилию Константина Константиновича Мамантова (с ударением на втором слоге) исказили в «Мамонтов». Пример здесь подал Троцкий, перепутав (вероятно, неумышленно) ведущий свою генеалогию с XV века казачий род с родом известного купца-мецената.

Самый прославленный из казаков Мамантовых родился 16 октября 1869 года в семействе, приписанном к станицам Усть-Хоперской и Нижне-Чирской. Константин Константинович окончил Николаевское кавалерийское училище, из которого был выпущен портупей-юнкером, но не в казачий полк, а в лейб-гвардии Конно-гренадерский. Взяв отпуск для «повышения образования», совершил путешествие по Европе. Вернувшись, стрелялся с одним из сослуживцев на дуэли, после чего был вынужден перевестись в менее престижный Харьковский драгунский полк, а потом и вовсе выйти в отставку. В 1899 году «по особому ходатайству», то есть явно не к восторгу начальства, Мамантов вернулся на службу, на сей раз в 3-й Донской казачий полк. 

К 35 годам, дослужившись до есаула, Константин Константинович напросился на войну с Японией и оказался в отряде генерала Мищенко, который действовал не слишком удачно, но, по крайней мере, не отметился и очевидными поражениями. Вернувшись домой уже в чине войскового старшины, Мамантов поднапрягся и поступил в Академию Генштаба.

Сразу после успешной сдачи экзаменов он решил отпроситься поучаствовать в престижных скачках в Варшаве. Начальство ему отказало, и Мамантов отправился самовольно, выиграл приз, но с академией распрощался.

Зато со своими подчиненными казаками Константин Константинович ладил, по воспоминаниям одного из сослуживцев, они считали его «справедливым начальником и прекрасным товарищем, не бросавшим никого в беде». Надо полагать, популярности способствовало и либеральное отношение к грабежу населения в ходе боевых действий. В Первую мировую подобными «подвигами» отметились находившиеся под его командованием 19-й Донской казачий полк и бригада 6-й Донской казачьей дивизии. Сражались, впрочем, эти подразделения неплохо, но после революции совершенно разложились и, вернувшись домой, разбредись по куреням.

Мамантов отсиживаться по куреням не хотел и, сколотив в Нижне-Чирской отряд из противников советской власти, отправился в феврале 1918 года в Степной поход вместе с атаманом Петром Поповым.

В походе его казакам не раз приходилось скрещивать сабли с бойцами из отряда Бориса Мокеевича Думенко. Он был на 17 лет младше Мамантова и происходил из семьи крестьянина, перебравшегося в Донскую область из Малороссии. Иногородние землю у казаков арендовали, не имели казачьих льгот, а срочную службу проходили на общих основаниях, попадая обычно в кавалерию. 

Вообще, поскольку экономика Донской области базировалась в значительной степени на коневодстве, многие иногородние знали лошадей не хуже казаков. Думенко был именно из таких: в молодости работал табунщиком, а в Первую мировую попал в конную артиллерию, дослужился до вахмистра, стал полным кавалером «солдатского» Георгиевского креста.

После октябрьского переворота рассчитывавшие на передел казачьих угодий иногородние дружно выступили в поддержку советской власти. Вернувшись домой, Думенко сформировал один из первых в крае красный конный отряд, с которым в апреле 1918 года влился в Сводный крестьянский социалистический полк, с боями отступавший в сторону Царицына. 

Бойцы Думенко не отличались дисциплинированностью, но признавали авторитет своего командира. Периодически оказываясь в окружении неприятеля, полк ускользал из ловушек, нанося стремительные короткие удары. Узнав, что белые расстреляли его жену, Думенко с казаками не церемонился, сжигал хутора, расстреливал пленных.  

В июле, когда вышли в Царицын, к своим, Борис Мокеевич стал командиром полка, официально получившего наименование «кавалерийский». Потом полк развернули в дивизию.

Мамантов после изгнания красных из Донской области также отправился под Царицын. Начальник штаба Добровольческой армии так описывал его внешность: «Высокого роста, стройный, мужественный, с удивительной выправкой, присущей особо тренированным кавалеристам, он производил впечатление стального человека». Адъютант Константина Константиновича Борчевский пишет, что «Казаки любили узнавать его настроение по пушистым усам с богатыми подусниками, которые служили своего рода барометром. Когда К. К. бывал в хорошем настроении, он любил завязывать свои усы на затылке и тогда казаки узнавали, что наступило время отдыха, что ничего не волнует и не беспокоит «деда», а потому принимались за свои хозяйственные дела спокойно, зная, что противника нечего опасаться. Но стоило разнестись вести, что усы «книзу свисли» и Мамантов их нервно поглаживает, это означало, что положение серьезное и надо быть начеку. Если же усы стояли кверху, то это для всех служило залогом счастливого боя. Поразительно то, что мамантовский барометр так хорошо показывал боевую обстановку, как настоящий – погоду. Признаки, замеченные казаками, почти всегда оправдывались, и поэтому они суеверно следили за ними». 

Но если подчиненным он был хорошим начальником, то большевикам – врагом лютым. Вот как другой подчиненный описывает «беседу» Мамантова с пленным комиссаром: «Ты кто такой?» – «Представитель советской власти». – «А... Бей», – и сам ударил нагайкой. – «Я – убежденный коммунист». – «А, убежденный коммунист. Казаки, бей его». Тогда комиссар завопил, что он заблуждался. Генерал Мамонтов приказал его повесить за ноги. Минут 20 висел, потом повесили за голову».

Белые начинают

В начале августа 1918 года, отбросив красных на 150 километров, белоказаки вышли к Волге, отрезав Царицын от Москвы. Наступавшая в центре группа Мамантова из примерно 12 тысяч штыков и сабель захватила сначала Калач, а потом и пригороды Царицына – Сарепту и Ерзовку.

Казалось, все созрело для штурма города, но 23 августа отряды Думенко нанесли удар во фланг и тыл Мамантову. Пришлось скомандовать отступление.

В середине сентября белые предприняли второй штурм, но его сорвало прибытие с Кубани Стальной дивизии Жлобы. Подготовку к третьему штурму белые начали 21 декабря, направив дивизию Голубинцева к северу от Царицына,снова перерезать коммуникации с советской Россией. Наперерез Голубинцеву рванула конница Думенко. Последовала серия встречных кавалерийских сражений, закончившихся в целом с ничейным результатом. 

Мамантов тем временем вышел к Царицыну с юга, разметав кавалерийские отряды красного калмыка Оки Городовикова.

Победа была близка, но с Дона пришли вести о том, что уставшие от войны казаки верхнедонских станиц фактически открыли фронт красным. Операцию пришлось срочно сворачивать и отходить на восток – для защиты Новочеркасска.

При обороне Царицына непосредственным начальником Думенко были командующий 10-й армией Клим Ворошилов, отношения с которым у него не складывались. Зато командарм сдружился с заместителем Бориса Мокеевича Семеном Буденным. Широкое хождение получила история о том, будто Думенко приказал выпороть своего зама за какой-то промах, но, учитывая тогдашние нравы, поверить в подобное трудно. Старорежимные замашки среди красных, мягко говоря, не приветствовались, да и Буденный, при внешнем своем благодушии, был мужчиной с норовом.

В декабре 1918 года командармом-10 стал бывший полковник и будущий советский маршал Александр Егоров. Он Думенко ценил, всячески продвигал, выхлопотал ему орден Красного Знамени под № 5 (№ 6 достался Буденному). Вручал награду вроде бы лично Троцкий, назвавший Думенко «первой шашкой республики». Думенко он не любил, поскольку считал представителем «партизанщины», но чувствовал, что пришло время создавать конные соединения, способные решать стратегические задачи. Но основу конницы в России традиционно составляли казаки, а большинство казаков были за белых…

Под началом Думенко была объединена вся кавалерия 10-й армии, получившая наименования Конно-сводного корпуса. Используя этот «кулак», Егоров попытался организовать наступление на реке Сал. Успех оказался весьма относительным, поскольку белые тоже умело использовали крупные конные массы. Но главное, в бою 25 мая Егоров и Думенко получили ранения.

Командарм-10 оправился быстро, а вот командира Конно-сводного корпуса отправили на лечение в Саратов. Пуля пробила ему легкое, и врачи считали, что Борис Мокеевич из этой передряги не выкарабкается. Помог известный хирург профессор Сергей Спасокукоцкий, удаливший пациенту несколько ребер, половину легкого и буквально вытащивший его с того света. Но лечение затянулось до осени.

Между тем к идее использования крупных кавалерийских частей пришло и командование белых в лице Деникина. Об этом он думал и раньше, но мешал сепаратизм Донской армии. Однако в январе 1919 года по настоянию Антанты Донская и Добровольческая армии объединились в Вооруженные силы юга России, причем казачьи генералы оказались отодвинуты на вторые роли. 

Мамантову это, конечно, не нравилось, но Деникин дал возможность возглавляемому им 4-му Донскому конному корпусу проявить себя во всем блеске. В середине августа красные задумали провести наступление в нижнем течении Дона, отрезав ВСЮР от Кавказа. Деникин этот момент уловил и на реке Хопер у станицы Добринской 10 августа нанес упреждающий удар, двинув на противника две с половиной тысячи мамантовцев.  

Прорыв осуществили на стыке 8-й и 9-й армий, разбили 40-ю дивизию, а затем отправились гулять по красным тылам, громя гарнизоны и склады, разрушая линии связи и железнодорожные пути, распуская мобилизованных. Часть мобилизованных, но на добровольных основаниях присоединилась к казакам, составив Тульскую пехотную дивизию и 1-й особый Елецкий полк.

Захватив Тамбов, Мамантов совершил стремительный бросок на Козлов, где находился штаб Южного фронта, и захватил город без единого выстрела. Правда, штаб красных успел бежать, оставив в качестве трофеев бронепоезд самого Троцкого. Затем были захвачены Лебедянь, Пушкари, Богоявленск, Елец, Воронеж, станции Касторная и Грязи.

Казачьи разъезды появились на подступах к Рязани и Туле. За все время Гражданской войны белые никогда еще не вторгались так глубоко в сердце советской России. Крестьянам раздавалось захваченное оружие, которое еще выстрелит в 1921-м во время Тамбовского восстания. 

19 сентября 4-й Донской корпус вышел к своим. Обозы с захваченной добычей растянулись на 60 километров. Потом эту добычу стали развозить по куреням, так что как боевая единица корпус Мамантова на некоторое время сошел со сцены.

Врангель по этому поводу писал: «Я считал действия генерала Мамонтова не только неудачными, но явно преступными. Проникнув в тыл врага, имея в руках крупную массу прекрасной конницы, он не только не использовал выгодности своего положения, но явно избегал боя, все время уклоняясь от столкновений.

Полки генерала Мамонтова вернулись обремененные огромной добычей в виде гуртов племенного скота, возов мануфактуры и бакалеи, столового и церковного серебра. Выйдя на фронт наших частей, генерал Мамонтов передал по радио привет «родному Дону» и сообщил, что везет «Тихому Дону» и «родным и знакомым… богатые подарки». Дальше шел перечень «подарков», включая церковную утварь и ризы.

Интересно, что красные рейд Мамантова оценивали по-другому. Егоров констатировал, что он сорвал готовящееся наступление, дезорганизовал тылы и заставил снять с фронта пять стрелковых дивизий, не считая менее крупных соединений.

Но правильные выводы красные сделали. 

Красные продолжают и выигрывают

Бывший Конно-сводный корпус Думенко, которым теперь командовал Буденный, увеличился в численности и теперь считался не сводным, а постоянным соединением. Думенко был не прочь подвинуть своего бывшего зама и вернуться на место, которое считал принадлежавшим ему по праву, но Буденный уже был на хорошем счету у высшего командования, да и очевидных промахов не делал. В общем, Борису Мокеевичу пришлось приступать к созданию нового Конного корпуса, получившего 2-й порядковый номер.

Пока этот процесс шел, белые развернули наступление на Москву, которое сначала шло вполне успешно, но потом захлебнулось. Ситуация переломилась благодаря удару в стык Донской и Добровольческой армий, который в ноябре нанес теперь уже не 1-й Конный корпус, а 1-я Конная армия Буденного. Так, звание «первой шашки республики» перешло от Думенко к Буденному.

Борис Мокеевич признавать свое поражение в этом соревновании не хотел. Преследуя отступающих белых, 7 января 1920 года его корпус берет донскую столицу Новочеркасск. 1-я Конная практически одновременно захватывает самый большой город края Ростов-на-Дону. И тут же началось новое соревнование по части грабежей и выпивки. Командование Южного фронта констатировало: «1-я конная утопила свою славу в винных подвалах Ростова». Потеряв из-за грабежей время, Буденный безуспешно пытался взять Батайск, потерпел неудачу и отпросился в рейд по тылам белых. 

Думенко, манкировавший указания пресечь грабежи, тоже отправился в рейд, попал под удар белых и понес значительные потери, так и не дождавшись помощи от Буденного. Корпус отошел за Маныч, а белые начали трепать 1-ю Конную, как бы подтверждая пословицу «не рой другому яму».

Ситуация стала выправляться только после назначения командующим Южным фронтом Михаила Тухачевского. Но занявшись концентрацией сил, он понимал, что успех будущей операции будет зависеть от кавалерии. В этой ситуации ему и еще более вышестоящему начальству (вплоть до Троцкого) следовало выбрать между двумя главными конниками, которые никак не могли сработаться вместе.

«Награды» победителям

В ноябре, после очередной реорганизации ВСЮР, непосредственным начальником Мамантова стал не любивший его барон Врангель. Награды за свой рейд Константин Константинович не дождался, а когда Врангель устроил ему нагоняй за «преступное бездействие» при прорыве красных в районе Купянска, то сильно обиделся. Самовольно уехав в тыл, он отстучал Деникину телеграмму: «Полагаю, что насильное принуждение меня остаться в должности командира корпуса при создавшихся взаимоотношениях не принесет пользы, а посему, дабы не вредить делу, прошу меня и моего начальника штаба, разделяющего мой взгляд, освободить от должностей и назначить на любую должность, начиная с рядового казака».

Корень конфликта заключался в том, что казаки не желали подчиняться «добровольцам». Деникин попытался сгладить конфликт созвав совещание высшего командования в Екатеринодаре. Прибывшего на него Мамонтова депутаты Верховного круга Дона, Кубани и Терека встречали аплодисментами. Все чаще звучали голоса о том, чтобы передать ему командование всеми казачьими частями. Мамантов был не прочь сыграть в рискованную политическую игру, но неожиданно слег с тифом.

Состояние его сначала резко ухудшилось, потом кризис вроде бы миновал, дело пошло на поправку. Смерть, последовавшая в полдень 1 февраля 1920 года, стала для всех неожиданностью. Хотя, возможно, речь шла об убийстве.

Почти неотлучно находившаяся при Мамонтове в госпитале супруга впоследствии заявляла, что один из фельдшеров буквально на ее глазах сделал генералу укол, после которого он и скончался. Позже к этому рассказу добавилось красок, и получалось, что она чуть ли не подралась с «убийцей в белом халате», который сумел все же сделать Мамантову роковую инъекцию. Вдова называла того безымянного фельдшера большевистским агентом, но странно, что белая контрразведка интереса к ее рассказу не проявила. Логично возникла версия, что за убийством стояли Деникин и Врангель решившие избавиться от потенциального лидера казачьей оппозиции…  

Думенко был арестован 23 февраля 1920 года, как раз во вторую годовщину Красной армии. Биографы Бориса Мокеевича выдвигают разные гипотезы относительно причин его гибели: то ли он не нравился Троцкому, то ли дело заключалось в интригах Буденного и стоявших за его спиной Сталина и Ворошилова. Хотя, думается, все было проще и жестче. Красная армия уже в полной мере была армией регулярной, но рецидивы партизанщины с пренебрежительным отношением к приказам начальства время от времени еще о себе напоминали. 

Особенно часто конфликты возникали, когда лихие командиры игнорировали призывы покончить с грабежами, что было и для Думенко, и для Буденного вполне характерно. Однако бороться с грабежами было необходимо, а значит, следовало организовать некую показательную акцию. Вопрос о том, кого следовало определить под раздачу – Думенко или Буденного, – был, в сущности, вторичен, хотя Буденный к началу 1920 года пользовался большей известностью и располагал более влиятельными покровителями.

Но главное, Борис Мокеевич подставился сам, поскольку с большей демонстративностью игнорировал комиссаров, воплощавших «руководящую и направляющую роль партии».

Очередной из них, по фамилии Микеладзе, прибыл в штаб корпуса вскоре после занятия Новочеркасска и, появившись в самый разгар пьянки, был выставлен чуть ли не пинками. Потом отношения вроде наладились, он даже уговорил Бориса Мокеевича вступить в партию. А 2 февраля труп Микеладзе нашли возле хутора Маныч-Балабинский, где располагался штаб корпуса. Комиссару выстрелили в голову из браунинга, а потом еще трижды рубанули шашкой. 

Непосредственного убийцу не нашли, но вердикт следственной комиссии был однозначен: «Подстрекателями и прямыми укрывателями убийцы являются комкор Думенко и его штаб. Полная картина убийства и контрреволюционных безобразий, производимых штабом внутри и посредством корпуса, может быть выяснена лишь немедленным личным арестом Думенко и его штаба».

Бойцы корпуса вроде бы пытались освободить командира из тюрьмы, но он сам из-за решетки уговорил их не выступать против советской власти. В другой раз конфликт сгладил Буденный, пообещавший, что с Борисом Мокеевичем «поступят по справедливости».

«Справедливость», как обычно, получилась «революционной», то есть очень своеобразной. 11 мая 1920 года Думенко, его начальник штаба Абрамов, начальник оперативного отдела Блехерт, начальник разведки Колпаков и начальник снабжения 2-й бригады Кравченко были расстреляны в Ростове на окраине Братского кладбища (оставшийся в живых Кравченко сумел выбраться из ямы и отлежался в каком-то сарае).

Имя Думенко на десятилетия оказалось выброшено из истории. Звание «первой шашки республики» закрепилось за Буденным. Тем более что с исходящими от партии указаниями он больше не спорил.

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»