О Владимире Маслаченко подробнее расскажут ветераны футбола и спортивные журналисты. Болельщик, тем более не «истый», тут мало что добавит. И все же... Бывают случайные встречи, оставляющие ощущение урока. Такой была и эта — хмурым утром 16 октября 2010 года.

Тогда было так: поздний подъем после затянувшегося за полночь разговора с московским приятелем. Яичница за час с чем-то до отправления первого «Сапсана» в Питер: «Смотри, на «Белорусской» перехода нет», — предупредил меня приятель... На подходе к кварталу, отделяющему «деревню художников» от метро «Сокол», что-то подсказало, что впереди прохода нет. А на пустынном тротуаре — лишь две фигуры: статный мужчина в зимнем спортивном костюме и с собачкой на поводке. И его не запомнившийся собеседник.

— Извините, как побыстрее пройти к метро? — спросил я.

Мужчина с собачкой не сразу обернулся на вопрос, а когда это произошло, у меня вырвалось:

— Вы — Маслаченко?!

В ответ я услышал что-то вроде:

— Ну вот, сейчас вы позовете меня к магазину и…

— Простите, Владимир, не знаю вашего отчества, зачем вы так? Я лишь хочу выразить вам свое уважение как человеку, достигшему вершин и в спорте, и в журналистике...

— А вы кто?

— Да просто... из Питера... спешу на поезд... Вот моя карточка.

— Пидопрыгора! Постойте, это не вы тогда... — Маслаченко вспомнил меня по частому появлению на телеэкране несколько лет назад.

— А я — з Днипропэтровщины... — произнес он по-украински. — Если дойдете до Ленинградского… Ай, давайте я провожу... Иначе не объяснишь.

— Владимир?..

— Никитич.

— Владимир Никитич, помню ваш снимок в «Огоньке» шестидесятых годов. Вы пропустили мяч и были не просто расстроены — «крушение надежд»...

— Это в таком-то году. Тогда «Спартак» проиграл чемпионство... Статья Льва Кассиля. Кстати, он сделал очерки только о двух вратарях — о Льве Ивановиче (Яшине. — Авт.) и обо мне... А еще в Кривом Роге... — опять он говорил в нарочитой украинской фонетике. — Знаете, как я оказался в Москве?..

Последовал красочный, как будто отрепетированный рассказ о его молодости. По дороге мы несколько раз останавливались — собачка требовала. Я начинал поглядывать на часы.

— Владимир Никитич, знаю, к «Зениту» отношение в Москве непростое...

— «Зенит», конечно же, чемпион. Когда будет — поздравлю. — Он достал из кармана и еще раз взглянул на мою визитку и неторопливо продолжил: — Сейчас другой футбол. Не лучше и не хуже. Просто — другой... Как и люди. Тогда мы все друг друга знали. Дружили семьями... Безо всяких команд — «Спартак», «Локомотив», тбилисцы.

— Вот, — продолжил Владимир Никитич, — один наш спартаковец увлекся женой «чужого» вратаря… Мы все в курсе. А тренер — черт его знает… А тут — пенальти... Если бы он забил — в «Спартаке» его бы не было... Или еще: кто-то заболел у… фамилию не надо. А он — на сборах. Лобановский (тренер «Динамо». — Авт.) всюду был вхож, но тут что-то не получилось. Тогда Сабо — был такой футболист — позвонил в Будапешт. После этого сам Кадар (глава социалистической Венгрии. — Авт.) просил Брежнева помочь нашему хлопцу… Знаете, что Брежнев сказал? «Теперь я знаю, что вы победите!» И победили ведь…

Футбол учил порядочности, добру, — говорил он мне. — Тогда болели за это. А цвета команд были символом верности, а не раздора, как сейчас… Ладно бы просто шоу. Но стадион теперь становится суррогатом вольницы, если хотите, школой ненависти. Это — для одних. И ареной для 90 минут славы по контракту для других. Хорошо, если славы… И для игроков, и для журналистов.

В моем лице он нашел благодарного слушателя, но явно говорил не столько мне, сколько себе. Через паузы выбирая из своего богатого словаря единственно точное слово — как будто подводил итог. Деликатно обходил фамилии знаменитостей, если в приведенных им эпизодах они не заслуживали его похвалы. Его волновал не сам футбол, а отражение в нем нашей повседневности. А ее он чувствовал не только тонко, но и мудро. Сказал что-то вроде:

— Стадион — это ведь зеркало, а не бахча.

Я еще подумал: почему его не приглашают на весомые аналитические телепрограммы?

— В Питере был один великий комментатор — Виктор Набутов, — рассказывал он. — Хотя ревнивый… Тогда на чемпионат вместо него послали не меня, а Спарре. Но он не поверил… Вот чьим именем нужно стадион ваш новый назвать! Вы спрашиваете — Гена Орлов? У него ленинградского «придыхания» больше, чем... Он тоже ревнивый. Как и Кирилл (Набутов. — Авт.)… Ревновать надо к «себе-лучшему». Чтобы задать новую планку. Себе задать, а не сравнивать другого с собой. От этого — только дрязги. Но в той передаче, «Опять о футболе», мы с Орловым не ругались... Просто ради двух фраз — одна с кивком, другая с «нет» — на эфир не приглашают.

Вообще-то, я люблю питерцев. У вас еще много интеллигентных идеалистов. Снизу — наивность, сверху — гонор. Не там и не здесь, — Маслаченко пальцем показал вверх и вниз, — проку не будет. Так что лучше посередине...

Он говорил еще и еще, но пришлось прощаться.

— Владимир Никитич, вас очень интересно слушать. Увы, спешу. Извините.

Мои питерские знакомые удивились тому, что случайный, в общем-то, разговор я запомнил так подробно.

Вечером 14 ноября Владимир Никитич поздравил меня с чемпионством «Зенита». Спустя четыре дня газеты сообщили, что у Маслаченко случился инсульт. 28 ноября его не стало. Спасибо вам, Владимир Никитич. О ваших словах я буду еще долго думать.

Справка. Владимир Никитович Маслаченко (5 марта 1936, Васильковка, Днепропетровская область, Украинская ССР — 28 ноября 2010, Москва, Россия) — выдающийся советский футболист, заслуженный мастер спорта СССР (1969). Являлся одним из лучших советских вратарей конца 1950-х — первой половины 1960-х годов. После завершения футбольной карьеры стал одним из видных спортивных комментаторов СССР, а потом и России. Жил и работал в Москве.