Рассказанная Пушкиным история благородного разбойника Владимира Дубровского стала хрестоматийной. Но финал подлинной истории был другим. Во всяком случае, прототипа «старинного русского барина», самодура и держиморды Кирилла Петровича Троекурова все-таки уняли. Хотя для этого пришлось вмешаться самому самодержцу Николая I.

Сиротинушка

Лев Дмитриевич Измайлов появился на свет в 1763 году. Его дед по матери генерал-аншеф граф Иван Симонович Гендриков был родным племянником императрицы Екатерины I, так что налицо родственные связи с древом Романовых, хотя и с самой скромной его «веточкой».

Столь же блестящий, хотя и неоднозначной была родословная и по отцовской линии – окольничий Артемий Измайлов с двумя сыновьями сложил в 1633 году голову на плахе за связи с поляками.

Дядя нашего антигероя Михаил Львович Измайлов входил в окружение Петра III, но, переметнувшись в 1762 году на сторону его супруги, убедил императора подписать отречение. Предательство принесло солидные дивиденды в виде крупного села Дедново в Рязанской губернии, чина генерал-поручика и ордена Александра Невского. 

Екатерина II оценивала его трезво: «Предав друга, верным быть не может». Но как опекун рано осиротевшего Левы дядя свое дело сделал: к 26 годам, ни разу не понюхав пороха, тот уже был подполковником. Впрочем, выданное авансом звание он отработал. В 1790 году при Сайвтаполе во время войны со шведами подполковник Лев Измайлов «отличным мужеством ободрил подчиненных и поспешествовал к получению победы», получив орден Св. Георгия 4-го класса.

Поучаствовал он и в компании в Польше, где командовал Кинбурнским драгунским полком, причем этому повышению способствовала его дружба с Платоном Зубовым – последним фаворитом императрицы.

При Павле I дружба с Зубовым вышла боком. Измайлов вылетел в отставку, благо вовремя скончавшийся дядя завещал ему свои огромные поместья.

Александр I при восшествии на престол присвоил ему звание генерал-майора, однако на службу не вернул. Зато Измайлов стал рязанским губернским предводителем дворянства и начал, мягко говоря, куролесить.

«Всем пороком отверзтая жизнь…»

Из отзыва сослуживца Измайлова по полку поэта Ивана Долгорукова: «Он был до бешенства запальчив и никому не хотел покоряться, своевольничал чрезвычайно и, будучи богат, имея знатных протекторов, не боялся никого».

А вот мнение рязанского дворянина Степана Жихарева: «Для этого Измайлова ничего нет достойного уважения, даже, кажется, и жизни человеческой. В книге его деяний есть такие страницы, от которых захватывает дух и дыбятся волосы…»

В отличие от Салтычихи, Лев Дмитриевич не был маньяком-садистом, но его крепостным жилось, мягко говоря, не сладко. За подлинные и мнимые провинности их пороли, заковывали в кандалы, надевали на шею металлические ошейники, держали на цепи в подвале. 

Следует отметить, что нанесение крепостным неизлечимых физических увечий, а тем более их убийство являлись деяниями уголовно наказуемыми. Однако все жалобы на самодура застревали на уровне местного чиновничество, сплошь купленного и запуганного Измайловым.  

В 1802 года Александр I направил тульскому гражданскому губернатору рескрипт: «До сведения моего дошло, что отставной генерал-майор Лев Измайлов, имеющий в Тульской губернии вотчину, село Хитровщину, ведя распутную и всем порокам отверзтую жизнь, приносит любострастию своему самые постыдные и для крестьян утеснительнейшие жертвы. Я поручаю вам о справедливости сих слухов разведать без огласки и мне с достоверностью донести без всякого лицемерия, по долгу совести и чести». Однако начальство отрапортовало, что честный и достойный человек стал жертвой наветов. 

Тезис о «распутной и всем порокам отверзтой жизни» требует пояснения. 

Султан тульского разлива

В своем гареме Измайлов содержал около трех десятков крепостных девушек. Историк Словутинский писал: «И днем и ночью все они были на замке. В окна их комнат были вставлены решетки. Несчастные эти девушки выпускались из этого своего терема или, лучше сказать, из постоянной своей тюрьмы только для недолговременной прогулки в барском саду или же для поездки в наглухо закрытых фургонах в баню. С самыми близкими родными, не только что с братьями и сестрами, но даже и с родителями, не дозволялось им иметь свиданий. Многие из этих девушек – их было всего тридцать, число же это, как постоянный комплект, никогда не изменялось, хотя лица, его составлявшие, переменялись весьма часто, – поступали в барский дом с самого малолетства, надо думать, потому, что обещали быть в свое время красавицами. Почти все они на шестнадцатом году и даже раньше попадали в барские наложницы – всегда исподневольно, а нередко и посредством насилия».

Бесчинства Измайлова продолжались до 1812 года, когда, поддавшись общему патриотическому подъему, он сформировал, в значительной степени за свой счет, рязанское ополчение численностью до 15 тысяч человек, во главе которого участвовал в заграничном походе 1813 года.

В крупных сражениях это воинство не участвовало, но охранную службу несло добросовестно, так что домой Лев Дмитриевич вернулся уже генерал-лейтенантом. К 50 годам он так и не женился, гормоны уже не бурлили в нем с прежней мощью, но дури осталось предостаточно…

Как-то во время одного из выездов с гостями на природу Лев Дмитриевич обнаружил, что «игриц» на всех не хватает и приказал восполнить нехватку в ближайшей деревне. Крестьяне его посланцев побили, после чего Измайлов взял селение штурмом, ведя за собой войско из гостей-прихлебателей, псарей, дворовых холопов.

«Гнев его,  – писал Словутинский,  – прежде всего обрушился на Евдокима Денисова. Изба несчастного крестьянина тотчас же разметана была по бревнам. Затем псари сложили солому с избы на улице, в два омета, зажгли их, а промеж горящих ометов положили старика Денисова и старуху, жену его, и так жестоко высекли их арапниками, что через три месяца после того захиревшая от наказания старуха скончалась. Но барский гнев еще не утолился: Измайлов приказал зажечь двор и остатки избы Евдокима Денисова, сломанной только по окна, и, если б не «игрица» Афросинья, безумное приказание, конечно, было бы исполнено. Афросинья два раза кидалась в ноги взбалмошному генералу, умоляя с неудержимыми рыданиями отменить приказание,  – почему-то она была убеждена, что двое маленьких внуков несчастного Денисова спрятались со страху где-то на дворе или в избе. И в самом деле, великодушное заступничество «игрицы» спасло жизнь одного из мальчиков, который забился тогда в передний угол подпечья разметанной избы».

С царем спорить трудно

Действие повести «Дубровский» относится к 1820-м годам. Прототипом ее главного героя был белорусский шляхтич Павел Островский, по фамилии которого Пушкин сначала и назвал свое произведение. 

Когда в начале 1830-х годов автор садился за свою повесть, хотя и не связанные друг с другом имена Островского и Измайлова были, что называется, на слуху. Но если в дальнейшем благородный разбойник Островский словно испарился, то финал Измайлова хорошо известен…

Итак, Лев Дмитриевич продолжал дебоширить.

Из самых известных его шуток: запряг в дрожки исправника и погонял его арапником; напоил 15 соседей-дворян, посадил их в лодку на колесах, привязав к носу и корме по живому медведю; в точности как у Пушкина, загонял гостей в подвал, где за ними гонялся сидевший на цепи косолапый мишка.

В то же время люди с характером вызывали у него уважение. Когда на одной из пирушек бедному дворянину Голищеву попытались силой влить в горло водку, тот разметал дворню и едва не задушил самого Измайлова. Лев Дмитриевич просил у него прощения. 

Другому бедному помещику-соседу, который, мстя за шутку с медведем, приказал своим крепостным выпороть Измайлова, знатный самодур с перепугу отписал деревню.

Однако людей с норовом было в его окружении немного. Остановили же Льва Дмитриевича крестьяне, подавшие в 1826 году на него жалобу, где говорилось и о гареме, и о тюрьме в подвале.

Николай I, который как раз издал указ, ограничивавший телесные наказания крепостных, приказал произвести расследование. Чиновники, как водится, сообщили, что все в порядке: медведи сидят в клетках, железные кандалы давно заржавели. 

Но царь не поверил и приказал произвести дополнительное расследование. Суд Измайлова снова оправдал, жалобщиков наказали. 

Как справедливо отметила одна из исследовательниц: «Сопротивление местной бюрократии монаршьей воле потрясает своим тупым упрямством». Первые шесть лет правления Николая I были на редкость беспокойными: война с Персией, война с Турцией, эпидемия холеры, Польское восстание. Конечно, чиновники думали, что император забудет, но царь продемонстрировал хорошую память и настойчивость. 

Ревизоры сенаторы Огарев и Салтыков и новый следователь полковник Шамин разворошили весь «муравейник». Полетели чиновные головы.

В 1828 году имения Измайлова были переданы под опеку, что означало лишение его права распоряжаться своими крепостными. Доходы он получал по-прежнему, но уже не в прежних размерах.  

Через шесть лет Лев Дмитриевич тихо скончался в селе Милославском Рязанской губернии. 

Последние годы жизни «знатного русского барина» были печальны: его больше не слушались, его не боялись…

А вот пушкинская повесть «Дубровский» осталась неоконченной. В записках автора дальнейший ее сюжет очерчен следующим образом: «Распущенная шайка – Жизнь Марьи Кирилловны – Смерть князя Верейского – Вдова. Англичанин – Игроки. Свидание – Полицмейстер – Развязка». Неясным остается главное – развязка. Поженились ли Маша и Дубровский?