Не так давно миновали юбилеи смерти двух великих людей, умерших в один день, но с разницей в 60 лет. Речь идет об Иосифе Сталине и Уго Чавесе….

Когда Сталин умирал, я готовился к поступлению в первый класс русской средней школы имени Пушкина. Дело было в Молдавии, куда моего отца после демобилизации направили устанавливать советскую власть. В 1953 году он был начальником политотдела МТС (для молодежи расшифровываю: машинно-тракторной станции, эдакой выставочной витрины преимуществ коллективного хозяйства). Городок был многонациональным, с прекрасной интеллигенцией: в основном это были врачи и учителя, в силу самых разных причин оказавшиеся на стыке Молдавии, Украины и недавно ставшей советской Буковины.

Отношение к смерти вождя всех народов было на редкость спокойное: я до сих пор с удивлением читаю то про массовую истерию, то про неумеренное ликование по этому поводу. Заметно было только одно: в народе поселился страх перед войной. С окончания Великой Отечественной прошло всего несколько лет, а у дальневосточных границ СССР бушевала война в Корее. Чтение «Правды» начиналось с четвертой полосы: «Положение в Корее» было в центре внимания. И страх этот возник не из-за потери «великого вождя» – все прекрасно понимали, что если в государстве возникнет хаос, то этим не преминут воспользоваться враги СССР.

К счастью, этого не случилось. А вскоре люди и вовсе успокоились, когда через три месяца был арестован и объявлен врагом народа Лаврентий Берия. И тогда мне пришлось выполнить первое в своей жизни «государственное задание»: нас, кандидатов в первоклашки, умеющих читать, посадили в школьную библиотеку и велели замазывать в газетах и журналах изображения Берии и его фамилию вкупе с должностями. Так для нас закончилась эпоха сталинизма. А уж после «закрытого» доклада Никиты Хрущева на ХХ съезде КПСС («ха-ха-съезде», как немедленно прозвали его) имя и изображения Сталина надолго исчезли из нашей жизни. Особенно после того, как отец перевязал тринадцатитомник его трудов шпагатом и снес на чердак…

Сейчас очень много говорят про «объективную» или «объективистскую» историю, безусловно относя ее к политическим наукам. Не могу согласиться с этим. Убежден в том, что история должна заниматься констатацией фактов, а не их интерпретацией или, что во сто крат хуже, разукрашиванием былых деяний в самые разные цвета и оттенки. Мне одинаково неприятны и замшелые сталинисты, и говорливые либералы, которые дружно, хотя и в разные стороны, тянут из могилы разложившийся шестьдесят лет тому назад труп.

Да, забывать нельзя. Но навязывать все новым и новым молодым поколениям свои политические пристрастия не следует. Как не следует забывать народную мудрость: «Кому нравится попадья, а кому – попова дочка», «Кому нравится арбуз, а кому – свиной хрящик». Или, как язвительно написал Салтыков-Щедрин, «чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном».

Это «Анну Каренину» как начали экранизировать в 1910 году, так и не могут уже больше ста лет остановиться. И ради бога – на то она и художественная литература, чтобы регулярно отдаваться кинематографистам на поругание. А вот безбожно трактовать историческую личность то слева направо, то справа налево, к тому же и вдоль и поперек, наверное, не стоит. Ведь научились мы с холодной головой относиться к некоторым подвигам Петра Великого, который порубал порядочно голов, начиная со стрельцов и кончая любовником своей любовницы! Но уважаем-то мы его вовсе не за это...

Или взять, к примеру, французов, для которых Наполеон Бонапарт был и остается уважаемым государственным деятелем наряду с фигурантами Великой французской революции. И таких примеров можно привести великое множество. Немцы тоже навсегда простились с господином Шикльгрубером и очень спокойно – как к больным – относятся к тем, кто утверждает, что при нем строились шикарные автобаны: что правда – то правда, но не сам же Адольф на них бетон укладывал!

А по другую сторону Атлантики уже сложился миф о Чавесе. Мифотворчество – вещь не слишком почтенная. И когда возвеличивают кого-то – и когда кого-то смешивают с грязью. В последнем случае весьма преуспели наши мифотворцы, с презрительной гримаской рассказывая о покойном Чавесе, который якобы привел страну к полной разрухе и вовсе не собирался отдавать России деньги за купленное у нее оружие.

Да, это был экстравагантный вождь, но народ Латинской Америки любил его. И просто стыдно иной раз читать наших «политологов», с ухмылкой сообщающих, что он «по-советски» ликвидировал безграмотность в стране. Но ведь ликвидировал же! Отменил ведь ЕГЭ (!) и вступительные экзамены в вузы, открыв дорогу туда беднейшему населению! И продолжить ряд его достижений совсем не сложно.

В отличие от сталинистов, он считал, что его «боливарианский социализм» вовсе не будет похож на социализм времен СССР. Да и человеком он был искренне верующим, настоящим христианином. Вот что он говорил о религии: «Он (Иисус) был со мной в трудные времена, в самые страшные моменты жизни. Иисус Христос, несомненно, был исторической фигурой – Он был повстанцем, одним из наших, антиимпериалистов. Он восстал против Римской империи. Ибо кто мог бы сказать, что Иисус был капиталистом? Нет. Иуда был капиталистом, взяв свои сребреники! Христос был революционером. Он восстал против религиозных иерархий. Он восстал против экономической власти того времени. Он предпочел смерть для защиты своих гуманистических идеалов, и Он жаждал перемен. Он был НАШИМ Иисусом Христом».

Огромное количество научных копий было сломано и продолжает ломаться в идеологических битвах о роли личности в истории. Советские теоретики 50-х годов ХХ века утверждали, что «марксизм отвергает как субъективизм, волюнтаризм, авантюризм в политике, так и фатализм, идеологию пассивности, стихийности, хвостизма, автоматизма в понимании истории; он отличается от всех других теорий (по словам Ленина) «замечательным соединением полной научной трезвости в анализе объективного положения вещей и объективного хода эволюции с самым решительным признанием значения революционной энергии, революционного творчества, революционной инициативы масс, а также, конечно, отдельных личностей, групп, организаций, партий, умеющих нащупать и реализовать связь с теми или иными классами».

Очень сложное и путаное определение. Его авторы старались «сыграть за всех», подпевая и критикам культа личности, и его сторонникам, отстаивающим тезис о «замечательном соединении», таким как Константин Симонов с его чудесной фразой о Сталине: «Да, был культ, но была и личность!»

Современные историки и философы более склонны к компромиссу. Например, вот так это сделал доктор философских наук Леонид Ефимович Гринин: «Возьмем такую сложную и едва ли не центральную для философии истории проблему соотношения закономерного и случайного. С одной стороны, мы знаем огромное число случаев, когда смена личностей (например, череда убийств монархов и переворотов) не влекла решающих перемен. С другой стороны, несомненно, бывают отдельные – хотя и не столь уж редкие – периоды и обстоятельства, когда от, казалось бы, малых вещей в большей или меньшей степени зависит будущее не только отдельных обществ, но и всего человечества. Причем такие судьбоносные моменты всегда связаны с борьбой и влиянием различных исторических деятелей. А ведь присутствие или отсутствие той или иной личности в определенный момент всегда до известной степени случайно и остается таковым, пока какая-то личность появляется и закрепляется в определенной роли (тем самым затрудняя или облегчая приход других)».

Говоря проще и короче, оба эти фактора – личность и народная стихия, закономерность и случайность играют свою роль в истории на совершенно законных, присущих только им основаниях. Но все-таки как исторические условия, так и личности, сыгравшие огромную роль в развитии общества, бывают совершенно разными.

Сталин, вне всякого сомнения, фигура грандиозная. Не знаю, кто придумал глупое определение – «эффективный менеджер». Теперь у нас менеджером называют любого мелкого служащего, а Сталин был выдающимся политиком советского типа, блестящим аппаратчиком, сумевшим прибрать к рукам всю страну (о методах говорить не будем, тут все ясно), переиграть всех своих противников и открытых врагов, как внешних, так и внутренних, надеть политическую узду почти на все страны Восточной Европы и неуклонно проводить в жизнь собственную политическую линию.

Масштаб Чавеса вполне сравним – не зря по нему рыдала вся Латинская Америка. Романтический десантник, не воспринимающий политического лукавства, настоящий народный вождь, искренний до неправдоподобия, честнейший офицер, он называл Фиделя Кастро своим отцом. А я бы на месте Фиделя подарил бы ему свой портрет со знаменитым автографом Жуковского: «Победителю-ученику от побежденного учителя», ибо масштаб воздействия Чавеса на Латинскую Америку неизмеримо выше, нежели влияние Кастро, десятилетиями ориентировавшегося на СССР.

Пусть память об этих двух вождях вечно хранит человечество и каждый человек в отдельности – в соответствии со своими взглядами. Лично я считаю, что Иосиф Сталин даже под страхом смертной казни не мог бы вымолвить слова, которые произнес Уго Чавес: «Мы все должны прочесть «Дон Кихота», чтобы проникнуться духом этого борца, который пришел в наш мир сражаться против несправедливости».